Евгений Гришковец - А.....а

Он говорил, и было ясно, что обязательно он туда поедет, что ему там понравилось, что получил он то, чего хотел. А тот факт, что отдыхал он не среди японцев, французов или наших сограждан, а среди американцев, так это и оказалось самым сладким.

Давно я уже не видал того своего приятеля. Не знаю, как он, что он. Помнится, кто-то говорил, что уехал он в столицу и что у него всего ещё больше и лучше, чем было. Возможно, он насытился и перестал носить огромные золотые запонки и зажимы для галстука с бриллиантами, а может быть, запонки теперь у него ещё больше.

Но тогда, когда мы общались, он часто говорил о своих планах. Говорил о том, что обязательно, как только достигнет полностью того, что наметил, то есть в самое ближайшее время, построит хороший стадион в том посёлке, где родился, отремонтирует и оснастит школу, которую когда-то закончил, возведёт где-то церковь, больницу и вообще наведёт порядок. Вот только ещё немного заработает – и сразу.

Не помню, достиг он того, что наметил, не знаю, построил ли стадион и церковь. Но в храм он ходить любил на все церковные праздники. Ему нравилось достать из бумажника все деньги, какие там были, и раздать их нищим или отдать батюшке. При этом у него удивительно ловко получалось сделать это как бы недемонстративно, но при этом так, что все видели, что денег он дал, дал немало, и что кошелёк его остался пуст. Он мастерски это делал.

А ещё он книжки пытался читать, лез ко мне с разговорами, переживал чего-то, уходил в запои, сомневался, страдал.

Ну а те, кто шагнул много дальше, кому везение, образование, природный ум, сила характера или всё вместе позволили добиться иных уровней и высот, которые преодолели районный, областной, федеральный и прочие масштабы… Те приобрели тонкость черт лица, спокойную, почти аристократическую, почти скромную, почти интеллигентную лёгкость походки, жестов и интонаций. В их глазах появилась почти печаль и почти мудрость. Они почти полюбили непростую архитектуру, оперу и живопись. Они позволили общаться с собой почти на равных артистам, писателям и музыкантам. Они почти совсем перестали говорить о деньгах. Они почти всерьёз озаботились судьбами своих детей, отправив их учиться в знаменитые и обязательно дальние зарубежные университеты.

Глядя на них, невозможно даже представить себе, что они имеют или имели представление о Великой Американской Мечте.

Я всё это могу понять. Правда! Какая, к чёрту, Великая Американская Мечта?! Мы же все так много читали книг, написанных нашими писателями на родном языке. Книг, где герои, имеется в виду главные герои, и не помышляли о деньгах и не могли помышлять, иначе они бы перестали быть главными. Это второстепенные герои о деньгах помышляли. Второстепенные и несимпатичные. Хотя и они тоже переживали и страдали из-за того, что деньги их беспрерывно толкали на подлость и низость.

А главные герои мучительно искали своё место в жизни, ставили перед собой болезненно-сложные и чаще всего безответные вопросы, нечеловечески-сильно были влюблены, мучили себя и других. Но мучили не из-за денег. Нет!

Эти герои постоянно подвергали свою жизнь переосмыслению, разговаривали со шкафами и деревьями, как с людьми, помнили с юности заросшие пруды и беседки. Им каждая тропинка или куст что-то напоминали. Каждая смена времён года ими остро и крайне чувствительно переживалась. В криках птиц, в вое ветра за окном или в треске поленьев в печи они слышали что-то особенное.

Эти герои покидали шумную столицу, чтобы поселиться в фамильном доме, окружённом неухоженным и запущенным парком, чтобы ходить осенью по полям и перелескам с ружьём и с собакой. Ходить даже не для того, чтобы подстрелить утку, а чтобы побеседовать с собакой, попечалиться, чтобы убедиться, что именно в этих фамильных полях и лесах, где знаком каждый ручеёк, полянка и деревце, собственно, и есть настоящая жизнь, а никак не в столице.

Или эти герои, наоборот, рвались из сонного царства, тихого сельского уклада в полную деятельности столичную жизнь.

Герои этих книг обязательно должны были быть одиноки, остро чувствовать время, в котором живут, и не совпадать с ним, не находить себя в существующем порядке вещей и существующем мире в целом. Герой нашей литературы не мог быть счастлив каким-то простым и понятным счастьем.

А тем, кто нынче, у нас на глазах, на нашей почве добился выдающихся высот, а главное, несметных богатств, обязательно хочется быть героями. Нет, не персонажами, а героями! Но героями не в смысле совершения подвига, а героями большого замысла. Ну или хотя бы героями своего времени. На нашей почве просто удачливый и богатый, здоровый духом, телом и тем счастливый человек героем книги быть не может. Вообще не может или пока не может, я не знаю.