Ромен Гари - Свет женщины

- Я не понимаю, зачем мне идти смотреть вашему мужу в глаза в такой поздний час, - протестовал я.

- Вы почувствуете себя лучше после этого.

Прекрасный старинный дом на бульваре Малерба. Чтобы подняться на пятый этаж, мы потревожили древний лифт, который, должно быть, мирно грезил о временах экипажей. Я приоткрыл створку двери, и лифт остановился между двух этажей. Я присел на скамеечку, обитую пунцовым плюшем.

- Хорошо здесь, правда? Думаю, во мне сидит бес: я еще не расхотел быть счастливым. Конечно, я чертовски устал, нервы на пределе, еще... вы. Я не знаю, что такое женственность. Может, это всего лишь один из способов быть мужчиной. Но мужчина, свободный от женщины, и женщина, свободная от мужчины, они дуют каждый в свою сторону до тех пор, пока их половина не раздуется, загромождая собой все. Несчастье знает свое дело: независимость, независимость! Мужчины, женщины, страны - все мы настолько заразились независимостью, что не стали независимыми, мы стали заразными. Эти вечные истории калек, инвалидов, которые хватаются друг за друга: они ставят увечье и уродство в пример. Браво. Пусть их наградят орденом "За заслуги" в отстаивании искусственного дыхания. Мы уже одержали такие оглушительные победы над природой, что осталось только объявить асфиксию нормальным способом дышать. Единственная гуманная ценность независимости - это возможность обмена. Когда бережешь эту независимость только для себя одного, разлагаешься со скоростью лет одиночества. Пара" Лидия, да и все остальное, - это воссоединение. Пара - это мужчина, живущий женщиной, и женщина, живущая мужчиной. Вы можете меня спросить, отчего же тогда я не лег рядом с ней, не обнял ее, не ждал последнего вздоха, чтобы сорвать его прямо с ее губ. Я бы пошел за ней до конца, умер бы вместе с ней. Но она хотела остаться живой и счастливой, и в данный момент это значит: вы и я.

- Вы пьяны, просто невозможно.

- Да. Завтра, через два дня, через месяц я посмотрю на вас и спрошу: "Что она здесь делает?" Если вы и в самом деле так думаете, то вам не нужен смысл жизни. Вам еще не приходилось быть до конца побежденной. Вполне вероятно, что мы пойдем ко дну, вы и я: знаю, трудно пускаться в бурю на корабле, потерпевшем уже два кораблекрушения. Предположим, что вы подобрали на улице человека без сознания. Вы помогли ему провести ночь и следующий день, а потом вы его оставили - ни от кого не требуют невозможного. Но я не верю, чтобы вы до такой степени обессилели и потеряли надежду. Есть уроды, которые чувствуют себя полноценными без женщины, есть калеки, которые чувствуют себя полноценными без мужчины. Это значит только то, что мы способны на все, и мы еще до Гитлера знали это. Я не говорю, что невозможно жить без любви: возможно, это-то и есть самое отвратительное. Органы продолжают функционировать самостоятельно, как часы, и эта видимость жизни может длиться очень долго, до тех пор, пока механизм не сломается и труп не окажется там, где ему и место. Можно также искать забвения и утешения в сексе, жить с кем Бог пошлет. Ну скажите же: "Бедный, не спал две ночи, бредит теперь". Проявите осторожность, это всегда служит хорошим оправданием. Или едемте завтра со мной. Не проходите мимо, не делайте этой глупости, потому что вы якобы научены опытом. Попробуйте, дайте хоть один шанс невозможному. Вы никогда не задумывались, как оно, это невозможное, устало, как оно нуждается в нас.

Она с дружеским участием смотрела на этого одержимого, сидящего на скамеечке в лифте между двух этажей.

- Я, как и вы, Мишель, могу жить случайностями и плыть по течению. Вот почему мы вместе этой ночью. Мы мучительно не хотим признавать, что мимолетность затягивается. Глядя на мои седые волосы, вы уже не рискуете спрашивать, сколько лет минутам. Уезжайте завтра один в Каракас, и я начну верить во встречи.

Она закрыла дверь и нажала кнопку пятого этажа.

- Вот мы и на месте. Не знаю, что вы обо мне подумаете, и я, верно, покажусь вам жестокой, но нам уже давно пора познакомиться.

Меня зовут Мишель Фолен. Мои родители - выходцы из Ирландии; изначально наша фамилия была О'Фолэйн, но я родился во Франции, и меня записали уже на французский манер. Я пилот гражданской авиации, рост метр восемьдесят, мне сорок пять, и в данный момент я стою на лестничной площадке пятого этажа старого дома на бульваре Малерба, рядом с женщиной, которая тоже существует, на самом деле. Все это настолько явно, несомненно, живо, что испытываемое мной впечатление нереальности вполне естественно и вызвано как раз избытком реальности. У меня нет никакой особой причины находиться сейчас именно здесь, а не где-нибудь в другом месте; это то, что называют "обстоятельствами": случайно выбили из колеи, случайно протянули руку. В настоящей жизни не бывает автопилота.