Чимаманда Адичи - Американха

Ифемелу рассмеялась.

— Но хоть можно прилететь сюда на самолете из Нсукки.

— Да, но мы приехали по земле, — отозвался Обинзе, смеясь. — Зато теперь я счастлив, что мама выбрала Лагос, иначе мы бы с тобой не встретились.

— Или с Гиникой, — подначила она.

— Перестань.

— Твои пацаны тебя убьют. Тебе положено бегать за ней.

— Я бегаю за тобой.

Этот миг она запомнит навсегда — эти слова. Я бегаю за тобой .

— Я тебя недавно в школе видел. Даже спрашивал Кая о тебе, — сказал он.

— Что, правда?

— Видел тебя с Джеймзом Хедли Чейзом, у лаборатории. И сказал, во, точно, есть надежда. Она читает.

— Кажется, я их все читала.

— Я тоже. Какой у тебя любимый?

— «Мисс Шамвей машет волшебной палочкой».

— А у меня — «Хотите остаться в живых?». [47] Джеймз Хедли Чейз (Рене Брабазон Реймонд, 1906–1985) — британский прозаик, автор почти сотни детективов; «Miss Shumway Waves a Wand» (1944), «Want To Stay Alive?..» (1971). Я однажды всю ночь не спал, лишь бы дочитать.

— Да, этот мне тоже нравится.

— А другие книги? Тебе какая классика нравится?

— Классика, ква ? [48] Здесь: да ладно ( разг., игбо ). Мне нравятся только детективы и остросюжетка. Шелдон, Ладлэм, Арчер.

— Но и настоящие книги тоже читать надо.

Она глянула на него, его пыл ее позабавил.

— Ну ты и масложуй! [49] Устойчивое нигерийское жаргонное наименование богатых привередливых людей. Университетская цаца! Вот чему тебя мамаша-профессорша учит.

— Я серьезно. — Он умолк. — Я тебе дам попробовать. Мне американцы нравятся.

— Но и настоящие книги тоже читать надо, — передразнила она.

— А поэзия тебе как?

— Какое мы там последнее в классе разбирали? «Старый мореход»? [50] «Сказание о старом мореходе» («The rime of the Ancient mariner», 1797–1799) — поэма английского поэта Сэмюэла Коулриджа. Скукотища.

Обинзе рассмеялся, и Ифемелу, не увлекшись темой поэзии, спросила:

— И что же Кайоде тебе сказал про меня?

— Ничего плохого. Ты ему нравишься.

— Не хочешь говорить, что он сказал.

— Он сказал: «Ифемелу — клевая девчонка, но с ней хлопот не оберешься. Она умеет спорить. Говорить умеет. Никогда не соглашается. А вот Гиника — просто милая девочка». — Он примолк, а затем добавил: — Он не знал, что́ именно я надеялся услышать. Мне девчонки, которые слишком милые, неинтересны.

— А, а! Ты меня оскорбляешь? — Ифемелу толкнула его в притворном негодовании. Ей всегда нравился собственный образ «хлопот не оберешься», образ не такой, как все, и иногда он представлялся ей панцирем, под которым безопасно.

— Сама понимаешь же, что я тебя не оскорбляю. — Он обнял ее за плечи и мягко притянул к себе, их тела впервые соприкоснулись, и она ощутила, как деревенеет. — Я думал, ты такая отличная, но дело не только в этом. Ты похожа на человека, который будет делать что-нибудь, только если сам хочет, а не потому что кто-то так делает.

Она оперлась головой о его голову и почувствовала — впервые — то, что часто будет с ним чувствовать: любовь к себе. Из-за него она себе нравилась. С ним ей было легко, словно ее кожа становилась ей по размеру. Она сказала ему, как хотела бы, чтобы Бог существовал, но боялась, что Его нет, как тревожилась о том, что ей пора понимать, чем заниматься в жизни, но пока не понимала даже, что хочет изучать в университете. Говорить с ним о странном представлялось таким естественным. Раньше так никогда не было. Ее пугало доверие, такое внезапное и при этом такое полное, — и близость. Всего несколько часов назад они друг о друге не знали совсем ничего, и все же было меж ними в те мгновения перед танцем некое знание, и сейчас ей в голову лезло только то, что она хочет ему рассказать, сделать с ним вместе. Похожие черты их жизней — добрый знак: они оба — единственные дети в семье, между днями их рождений всего двое суток, городки, где они родились, в штате Анамбра. Он из Аббы, она — из Умунначи, а сами города в нескольких минутах друг от друга.

— А, а! Один мой дядя постоянно к вам в деревню ездит! — сказал он ей. — Я там с ним был несколько раз. У вас там жуткие дороги.

— Я знаю Аббу. Там дороги хуже некуда.

— Ты в свою деревню часто ездишь?

— Каждое Рождество.

— Всего раз в год! Я с мамой часто езжу, по крайней мере пять раз в год.

— Зато я лучше на игбо говорю, чем ты, спорим?

— Быть того не может, — сказал он и перешел на игбо: — Ама м ату ину . Я даже поговорки знаю.

— Да. Основные-то всем известны. Лягушка после обеда просто так не запрыгает.