Бывали дни, когда их вера воспаряла. А бывали и такие, когда они отчаивались.
— Нехорошо это, — бормотал Блейн, когда они метались между разными телеканалами, каждый крутил съемки пастора Барака Обамы и его проповедь, а его слова «Боже, кляни Америку» [187] Речь о скандале, вспыхнувшем во время предвыборной кампании и связанном с преп. Джеремайей Райтом (р. 1941), пастором Христовой церкви Единой Троицы, в которой состояли Барак и Мишель Обама; преп. Райт в своих проповедях в начале 2000-х позволял себе рискованные и провокационные высказывания о внутренней и внешней политике США, из-за которых в марте 2008 г. возникла большая шумиха в СМИ. В мае того же года супруги Обама официально объявили о своей непринадлежности этой церкви и окончательно размежевались с преп. Райтом.
прорвались к Ифемелу во сны.
* * *
Впервые она узнала горячую новость, что Барак Обама произнесет речь о расовых вопросах — в ответ на проповеди своего пастора, — в интернете и тут же написала Блейну, у которого шли занятия. Ответ его был прост: «Да!» Позднее, когда Ифемелу смотрела по телевизору это выступление, сидя между Блейном и Грейс у них в гостиной на диване, она задумалась, что́ Обама думает на самом деле и что почувствует, лежа сегодня ночью в постели, когда все тихо и пусто. Она представляла его себе — мальчика, который знал, что его бабушка боится черных, а ныне мужчину, рассказывающего миру историю, чтобы восстановить свою честь. От этой мысли ей стало немножко грустно. Обама говорил пылко, накаленно, американские флаги плескали у него за спиной. Блейн завозился, вздохнул, откинулся на спинку. Наконец произнес:
— Это безнравственно — вот так приравнивать беды черных и страхи белых. Это просто безнравственно .
— Эта речь не ради начала дискуссии по вопросам расы, но близко вообще-то. Победить он может, только если будет обходить расовые вопросы. Мы все это понимаем, — сказала Грейс. — Но важно сначала добыть пост. Парню приходится выкручиваться. По крайней мере, теперь вся эта история с пастором закрыта.
Ифемелу тоже отнеслась к этой речи прагматически, но Блейн принял ее на свой счет. Его вера треснула, и он на несколько дней растерял пружинистость, возвращался с утренней пробежки не в своем обычном потном улете, двигался на тяжких ногах. Из этого уныния его нечаянно выдернула Шэн.
— Нужно съездить в город на несколько дней, побыть с Шэн, — сказал он Ифемелу. — Только что звонил Овидио. Она вышла из строя.
— Она вышла из строя?
— Нервный срыв. Не люблю это выражение, есть в нем душок очень старой бабкиной сказки. Но так это именует Овидио. Она не вылезает из постели, много дней. Не ест. Плачет не переставая.
В Ифемелу вспыхнуло раздражение: даже так, ей казалось, Шэн требует к себе внимания.
— У нее правда было тяжкое время, — сказал Блейн. — Книга не привлекла к себе никакого интереса и все прочее.
— Понятно, — сказала Ифемелу, но все же не смогла ощутить никакого подлинного сочувствия, и это ее напугало. Может, все потому, что она считала Шэн ответственной — в какой-то мере — за их с Блейном ссору, за то, что Шэн не применила свою власть и не убедила Блейна, что тот перегнул палку. — У нее все наладится. Она сильный человек.
Блейн посмотрел на нее удивленно:
— Шэн — одна из самых хрупких людей на свете. Она не сильная — и никогда сильной не была. Но она особенная.
Когда Ифемелу виделась с Шэн в последний раз, примерно месяц назад, Шэн сказала:
— Я так и знала, что вы с Блейном будете вместе. — Тон у нее был как у человека, рассуждающего о любимом брате, вернувшемся к психоделикам.
— Правда, Обама — это здорово? — спросила Ифемелу, надеясь, что хоть это станет для них с Шэн темой для разговора без скрытых колючек.
— Ой, я не слежу за этими выборами, — сказала Шэн небрежно.
— А его книгу ты читала? — спросила Ифемелу.
— Нет. — Шэн пожала плечами. — Хорошо бы кое-кто почитал мою книгу.
Ифемелу проглотила эти слова. Это не о тебе. В кои-то веки это не о тебе.
— Тебе стоит почитать «Мечты моего отца». Все остальное — документы кампании, — сказала Ифемелу. — Обама — что надо.
Но Шэн не заинтересовалась. Рассказывала о презентации, которая состоялась у нее на прошлой неделе, на литературном фестивале.
— Ну и они у меня спрашивают, кто мои любимые писатели. Само собой, понятно, они ожидают в основном черных авторов, и уж я-то им ни за что не скажу, что Роберт Хейден [188] Роберт Хейден (1913–1980) — американский поэт, публицист, просветитель, в 1976–1978 гг. оказался первым афроамериканцем, занявшим пост консультанта по поэзии в библиотеке Конгресса (ныне — звание поэта-лауреата).
— любовь всей моей жизни, что на самом деле так. Короче, я ни одного черного — или даже отдаленно цветного, или политического, или живого — не упомянула. Вот я и называю, с эдаким беззаботным апломбом, Тургенева, Троллопа и Гёте, но чтобы не показаться слишком уж обязанной мертвым белым самцам, поскольку это немножко неоригинально, добавила Сельму Лагерлёф. И они такие вдруг не понимают, что еще у меня спросить, — я весь их сценарий пустила псу под хвост.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу