Андрей Бычков: Гулливер и его любовь

– Ты убил посредника. А кто такой посредник? Это тот, кто одному говорит одно, а другому другое.

– И значит, лжет.

– Значит, ты убил лжеца, – засмеялась Люба. – Но, если ты убил лжеца, то, значит, ты приблизился к истине.

Евгений обернулся и посмотрел на нее.

– Значит, это не так страшно?

– Да я не струсила. Просто спросила.

– А ты – ничего.

– Ты думал, я или психопатка, или дура?

– Нет, конечно, – он усмехнулся и вдруг погрустнел. – Но если честно, я все же боялся, что ты совсем другая, что я тебя выдумываю, – он помедлил, – как какое-то свое наказание.

Люба не отвечала.

– Ты ее бросил? – спросила наконец она.

С холма через предутренний туман стали проступать очертания развязки.

– Да нет, – он помолчал, вспоминая почему-то свой далекий выстрел из пневматического ружья. – Я просто сбежал от нее, потому что с ней я не принадлежал себе. Может быть, я был слишком слаб… Ей было достаточно щелкнуть пальцами среди ночи, чтобы я мчался за чаем, за каким-нибудь ликером «Аморетто»…

– Но… ты по-прежнему ее любишь?

– Ее больше нет, – он помедлил. – Она умерла.

Люба молчала. И Евгений продолжил:

– Это правда, что я играл в «форексе» из-за нее… И я выиграл в тот день, когда она погибла. Я не знал об этом… Узнал недавно… Накануне твоего вчерашнего звонка.

– И ты… ты снова захотел, чтобы мы сделали это с таблетками?

– Мне приснился сон, что мой отец жив. Я вдруг понял, если мне и суждена смерть, то уж лучше погибнуть, сопротивляясь.

– Зачем ты нашел меня? Мы дали себе отсрочку с уговором, что если это будет еще раз между нами как нами , то это будет последнее.

– Но я выиграл из-за тебя.

– Значит, это всего лишь благодарность?

– Я тоже боялся, что это всего лишь благодарность. Но теперь не боюсь.

Он улыбнулся.

В нем продолжало нарождаться какое-то новое, странное и радостное чувство, что жизнь причудлива и, если не позволять себе цепляться за прошлое, то она и не останавливается. Другая женщина сидела сейчас рядом с ним и словно бы он о ней ничего не знал. И ему ничего и не нужно было о ней знать. Что было с ней раньше, как плохо или хорошо ей было с кем-то до него. Так же как и он совсем не хотел сейчас рассказывать ей о том, что с ним было раньше. Ведь это будет опять психотерапия, а прошлое существует только для того, чтобы его не повторять. Перестать умирать так, как тебе словно бы кем-то назначено. Быть снова здесь и продолжать жить.

Эта кабина, шоссе, Люба… Это была и Люба, и эта кабина и шоссе, и в то же время что-то новое, фантастическое. Не было больше душного выдумывания себя, этого бесконечного запирания себя в себя, в свое знание о себе. И его «я» теперь снова было словно бы пронизано открытым бесконечным пространством.

– Мне… мне сейчас так страшно тебя хочется, – прошептала вдруг Люба. – Как будто я вижу тебя в первый раз.

– А как же Григорий?

– Да к черту!

Он засмеялся и нажал на тормоз. Машину слегка занесло и она остановилась.

– Эй! – вскрикнула Люба.

Евгений наклонился и осторожно ее поцеловал, стараясь не задеть за пластырь.

– Нет, нет… давай дотерпим… До дома… Осталось немножко… Там голыми, хочу совсем голыми.

Дом ее был разбит вдребезги. Был разбит вдребезги шкаф, стол, были перебиты зеркала и вазы, перевернуты и переломаны стулья. И посреди этого разгрома с рубашкой в руках стоял Григорий.

– Что ты сделала с моей квартирой? – тихо спросил он, едва они вошли; подбородок его дрожал. – Ты, что, специально это сделала? Признавайся, специально? – он вдруг сорвался на крик: – Я всегда знал, что ты меня ненавидела!

Люба хотела сказать, что это не она. Еще поднимаясь по лестнице, она вспомнила, что выбросила ключи, она боялась, что они сюда не попадут, но замок оказался выбит, а дверь открыта. Она сразу догадалась, что это сделал сутенер. Она же напоила его клофелином, украла пистолет. И за это он и отомстил.

– Зачем ты пришел сюда? – спросила она.

Этот ненужный человек, разбивший ей жизнь, зачем он снова здесь, зачем он стоит перед ней посреди этой разбитой квартиры?

– Я вернулся забрать свои рубашки! – заорал Григорий. – И ты не забывай, что эта квартира, и вещи и обстановка куплены на мои деньги!

– На деньги твоих родителей, – ответила Люба.

Что-то неотвязное словно бы опять затягивало ее в эту ненавистную ей роль.

– Не важно! Это моя собственность! Я понимаю, ты мстишь мне за Нелю.

– Я тебе не за что не мщу, – еле сдерживаясь, ответила она. – Это не я устроила здесь разгром.