Цырлин - По поводу майского снега

Р.Я.: "А чего мы такого говорим? Все верно."

Л.: "Так за верно они и сажают."

Заметил, что поведение москвичей в провинции отчасти напоминает поведение иностранцев в Москве: держатся (т.е. держимся) кучкой, ведем себя, может быть, несколько шумно, но абсолютно неагрессивно и никого не боимся. КГБ, во всяком случае.

Вторник (7.VIII.79)

Касимов. Назван в честь татарского хана, перешедшего на русскую сторону. Прибыли туда под вечер. Плавучий мост, для прохода судов раздвигается буксиром. Лестница, поднимающаяся от пристани на высокий берег. Светофор на главной улице, похоже, что единственный во всем городе. Трещины в асфальте, трава сквозь них. Обшарпанные одно- и двухэтажные дома. Если обшарпан весь город, то в этом можно найти своеобразную красоту, как в древних развалинах. Посидели в кафе, распили бутылку кислого пива. Поспешили уйти, т.к. Р.Я. заметила, что туда вошла хулиганская компания и стала внимательно наблюдать за нами.

Вид с реки на город красивый до необычайности: светлые дома в густой зелени, полуразвалившиеся церкви и башня, напоминающая мечеть.

Вечером сидели на носовой палубе. Ясная и холодная ночь, полная луна прямо по курсу и совершенно гладкая река.

Среда (8.VIII.79)

Жаркая погода. Город Муром, понравившийся куда меньше Касимова. Смешение стилей: панельные дома вперемешку со старинными. В отличие от Касимова, их пытаются ремонтировать: тут и там пятна свежей штукатурки.

Вечером сидели в каюте и немного выпивали: бутылку сухого на троих.

Четверг (9.VIII.79)

Горький. С утра было пасмурно и холодно, градусов 12. Некоторое время шатались по городу. На одной улице увидели магазин с дореволюционной вывеской. Оказалось - музей Свердлова. В букинистическом магазине лежали издания Ахматовой 20-х годов по 40 р. штука. (В Москве стоят намного дороже.)

Купили бутылку узбекского портвейна, попытались распить после отплытия. Но портвейн оказался с отвратительным химическим вкусом и его, недопитый, выбросили за борт.

Пятница (10.VIII.79)

Утром останавливались в Плесе. Осмотрели место на противоположном берегу, где стояла церковь, изображенная Левитаном на картине "Над вечным покоем". (Сама церковь сгорела несколько лет назад.)

Суббота (11.VIII.79)

Углич. Погода опять теплая. Колокол, который побили плетьми за то, что его звоном дали сигнал бунтовщикам. Церковь Дмитрия на крови. В ней была роспись - Адам и Ева в раю. Первоначально они были голые, что сначала считали допустимым, поскольку службу устраивали лишь раз в год, в день убийства царевича и лишь для узкого круга. Но потом застеснялись и пририсовали Адаму и Еве пояса из листьев.

Воскресенье (12.VIII.79)

Канал Волга-Москва. Многочисленные шлюзы. Вода еще грязнее, чем в Москве-реке. Около четырех часов вечера прибыли в Северный порт.

II. По поводу майского снега

2.1. Акварельная дохлость

По поводу майского снега (Первый фрагмент второй редакции)

Большая часть сентября была дождливой и холодной, только в конце месяца (22 числа, в субботу) заметно потеплело. С утра был густой туман, а в полдень уже вовсю светило солнце и башенный термометр на правом крыле Главного здания показывал двадцать с чем-то градусов.

Колька сидел на лавочке в южной половине университетского сквера, ближе к химфаку. Место там глухое, прохожих почти не бывает. Круглый фонтан, сложенный из каменных блоков, возле фонтана - несколько более или менее поломанных парковых скамеек. Вокруг - подстриженные по ниточке кусты густых охряных тонов - красные, желтые, и коричневые. И каштаны; они пока что зеленые. Даже плоды на них вызревают; самих плодов, однако, Колька не обнаружил, но на дорожке валялись зеленые рогатые скорлупки. А дальше, за невысоким чугунным заборчиком, виднелся пейзаж акварельной бледности, дохлости и прозрачности, точно нарисованный краской с избытком воды: небо с едва различимым оттенком голубизны, ослепительное пятно вокруг солнца и ряд частично облетевших бледно-желтых деревьев вдоль шоссе.

Колька вынул из сумки рукопись своего очередного рассказа - исписанную разноцветными шариковыми стержнями школьную тетрадь без обложки; в тетрадь было дополнительно вложено множество отдельных листков. Некоторое время Колька с задумчивым выражением лица читал эти бумаги, одновременно кушая кусок яблочного пирога, накануне самолично им же, Колькой, испеченного, то и дело смахивая падающие на его рукопись крупные коричневатые крошки. (Яблоки (кислые, жесткие или начавшие гнить - которые не очень вкусны в натуральном виде) нарезываются и запекаются с мукой и яйцами.)