Цырлин - По поводу майского снега

6. Внутрисоюзные сообщения объекта подвергать периодическим разовым проверкам;

7. Зарубежные сообщения объекта подвергать полному контролю;

8. В случае обнаружения контактов объекта с идеалистической или разведывательной агентурой капиталистических государств немедленно докладывать РП либо его заместителям, но мер с целью их нейтрализации без специальных на то указаний не предпринимать.

Начальник Особого спецпартполитотдела Минлитературы СССР И.П.Херов.

4.8. Медленное лето

18.VI.82

Конец мая и начало июня были нормальные, теплые, а потом началась погода для июня совершенно чудовищная. Пять или семь градусов тепла и ясное небо. По ночам заморозки. На даче померзла клубника - все цветы стали черные. Сегодня приснился сон, будто выпал снег. И я стою у окна и усиленно соображаю, какой сейчас месяц или хотя бы время года. Так и не вспомнил, пока не проснулся.

В воспоминаниях - не то Каверина, не то Паустовского - рассказано, как автор в детстве слышит ошибочное чтение наизусть "Евгения Онегина":

И память юного поэта

Поглотит медленное лето…

(вместо "медленная Лета") и возмущается такой бессмыслицей. Хотя почему же? Долгое лето, тянется и тянется, такое длинное и тягучее, что в конце его этот самый юный поэт уже не помнит, что с ним было в его начале.

"Было ли это лето, жаркое, сальное, черное, как деготь или только приснилось мне оно?" (Эренбург, "Лето 1925 года")

Ах, господа, что за чушь я говорю? Разве же в Москве бывает такое лето? Московское лето своими краткостью и неуловимостью напоминает, я извиняюсь, оргазм. Медленное лето - это когда жара много месяцев подряд, а первые чуть заметные признаки похолодания - не раньше сентября или даже октября… А то, что мы имеем сейчас - вообще не лето, а одно глумление. Зачем же Бог нас так не любит? Россию, я имею в виду? Ко всему прочему - еще и такой ужасный климат.

Сегодня сдавали экзамен по научному коммунизму. "Государственный"! Готовился тщательно, как на первых курсах: выписывал ответы на бумажки и рассовывал их по пакетикам. (Хотя предупреждали, что если заметят шпаргалку, то сразу выгонят с экзамена.) В надежде хотя бы на время экзамена утихомирить свои вредные мысли даже Би-би-си не слушал целую неделю. И "Голосок" тоже не слушал, не говоря уж о "Свободе". Сдам - и тогда уж наслушаюсь вволю. Но эффекта никакого. Даже наоборот.

Но, несмотря на все, экзамен сдал вполне благополучно, на четыре. Пошел с первой группой и отвечать вызвался сразу. Говорил что-то насчет "закономерностей перехода к коммунизму", причем целых двадцать минут. Об экзаменаторше слышал, как об очень вредной тетке, но меня она почему-то особо мучить не стала. Да и другие экзаменующиеся получили кто четыре, кто пять. В нашей группе всего одна тройка, причем у человека, абсолютно безвредного в политическом отношении. Правда, и шибко идейным его тоже нельзя назвать. Если продолжить аналогию: изучение научного коммунизма как хождение ночью по краю крыши, то следует сказать, что тут следует быть либо полным лунатиком, либо абсолютно трезвым человеком. Без каких-либо иллюзий.

Естественно, приняли решение как следует отметить это дело. Вспрыснуть, так сказать. Прополоскать мозги. Последний ведь все-таки экзамен спихнули, теперь только диплом в январе.

Съездили с Главкомом в магазин, купили аскетически суровую, но обильную выпивку и закуску: 2 л. водки, 2 л. пива, 2 кг. черного хлеба и 0.5 кг. вареной колбасы. Когда мы вернулись в общежитие, они, безобразники, уже допивали припасенную заранее бутылку какой-то бормоты. Я выставил на стол 4 водки и 4 пива, а Главком объявил громогласно, тоном, каким на демонстрациях выкликают лозунги: "Водка! Сейчас мы будем пить водку!" Раздался общий восторженный рев и мы немедленно начали пьянствовать.

Хрюкнули, конечно же, славно. Нахрюкались, то есть. Сперва заседали в общежитии, а потом поехали домой к Главкому. По дороге я учинил антисоветскую идеологическую диверсию. В холле общежития увидел афишу с крупной надписью "Александр Галин". (Есть такой драматург, почти двойной тезка, не считая одной буквы). Я оторвал кусок ленты, которой крепилась афиша и заклеил часть последней буквы "н", так что вышло "Галич". Главком и Бонифаций сперва оттаскивали меня от афиши: "Что ты делаешь?", но потом до них дошло и они дико захохотали.

У Главкома я уже ничего не пил, кроме "буратины". Есть тоже совсем не хотелось. И другие почти не пили. Я по пьяни начал высокоумные рассуждения: сравнивал песни Высоцкого и Галича. (Высоцкий - расходящаяся последовательность. Увеличение разлада и распада по мере углубления в какую-либо тему. Особенно - по мере углубления человека в самого себя. "А в конце дороги той - плаха с топорами." Галич же, напротив, последовательность сходящаяся. Зло приходит в человека лишь снаружи. От других людей, от государства и т. д. "А надо бояться только того, кто скажет: "Я знаю, как надо!"") Бонифаций и Главком почтительно слушали, Олег же несколько иронично назвал меня "большим специалистом по Галичу". Не понимаю только, что здесь может быть смешного. Да, господа, в Галиче я знаю толк и скрывать этого ни от кого не намерен! Галич - это, знаете ли, человек величайший. Вот кого надо было положить в Мавзолей! Да, именно в Мавзолей, и елочки посадить, и часовых выставить, и гранитными буквами над входом написать "Галич" - все, как положено. Высоцкого тоже можно туда положить, рядышком, хотя, если подумать, Высоцкого все же правильнее похоронить отдельно, за Мавзолеем, поскольку Высоцкий - величина грандиозная в сравнении с любым автором, но - только не в сравнении с Галичем.