Сергей Шаргунов: Вась-Вась

– Радует… – протянула Аня, переминаясь и одергивая сарафан. – Только это… – И она торопливо сказала: – Все время воют собаки!

Петя лопнул хохотом:

– Как? – Он задыхался. – У-у-у-у-у… У-у… Гав! – Топнул.

Ульяна зазвенела. Я усмехнулся.

Вася уверенно держал белую крепость улыбки:

– Это же загород! Куда без них!

– Хочешь обедать? – спросила Аня.

– Жена ждет! – Он пошлепал зеленую рубаху в области живота. – Борщ на столе стынет.

– Больше не болей! – сказал я зачем-то.

– ?Больше не буду! – сказал он по-гамлетовски выразительно. -

Я больше не буду.

В последний раз озарил сад улыбкой и нас покинул.

– Зачем приходил? – И Аня облегченно выдохнула: – Как же я устала!

Мы прошли на кухню.

На деревянных голых стенах висели приколотые рисунки – с крестами и бабочками, нимбами и цветами, – нарисованные церковными детьми и привезенные сюда Васей.

Картины со смещенными пропорциями, следы наивных кисточек, напоминали художество дикаря, отгоняющего беду. Но и воинственная ярость жила на этих бумагах, мятых от акварельной водицы. Бабочка зависла самолетом. Жуки наступали танками. И везде небо синело. Или его давали алчно, густо-густо, или воды не жалели, копируя жертвенную невесомость лазури.

Мы сели. Миска с овощным салатом, корзинка с черным хлебом, стеклянный саркофаг с маслом и отрезками сыра и ветчины.

Аня наливала суп. Крапивный. В свеже-зеленой гуще плавала долька вареного яйца, желток зрело поглядывал из белизны, словно в каждой тарелке – пейзаж Куинджи, буйные кущи, терпко вечереет, и луна между зарослей вступает в свои права.

– Сегодня сварила. Мы с Наташей у забора надергали, – говорила она, разливая ловко и вслепую, и нежно глядела мне в глаза. – Какая она хваткая! Какие у нее мышцы! Вчера баню топили. Так она дров нарубила. Разделась – у нее бицепсы настоящие! А кожа какая толстая! Рвем, значит, крапиву. Я в садовых рукавицах. Она руками голыми, и ничего, не больно. Оказывается, у них дома постоянно крапиву едят. Она с детства привыкла ее рвать.

– А платье из крапивы не носит? – спросил я.

– Как в сказке, – сообразила Ульяна.

Ели суп задорно.

– Крапива без пива – деньги на ветер! – выстрелил лозунгом Петя, резво мешая ложкой. – Фу! – Поднял перевернутую ложку, с которой вместе с зеленым свисало нечто бесстыже черное, длинное, гибкое, что он опознал оглушительно:

– ?Волос!

– ?И у меня! – пропищала Ульяна, заглядываясь в свою копию Куинджи.

Я следом выудил крепкий черныш, который прилип к половинке яйца. Смахнул на пол.

Аня схватила тарелку, выбежала во двор, слышно было – выплеснула.

Петя оттолкнул тарелку. Подскочил, проплясал тесной кухонькой, скользя взглядом по детским рисункам.

– Простите! – сказала Аня, вернувшись. – Гадость. Это все Наташа, я ее просила суп посолить, пока я с Ванечкой была. Вечно она космами трясет. Ешьте сыр, ветчину! Я сейчас курицу разогрею. Курица точно безволосая!

– Эпиляцию сделали? – собрался с юмором Петя.

– Я есть не буду! – замотала головой Ульяна.

Но курица была вполне и салат – радостным. Потом был чай, на тарелке – жимолость. Ягоды недавно поспели, Аня уже ободрала полкуста. Вяжущий вкус побеждал память о волосатом супе.

Мы вывалились на воздух.

– Мальчики, тут надо бы траву собрать. Лучше руками – так быстрее!?- Аня включила воду. Ульяна укладывала тарелки в раковину.

– Чего за трава? – спросил я разморенно.

– Да муж Наташин покосил. Теперь надо в одно место отнести. Дождь пройдет, и гнить станет всюду.

– Труд веселит человека! – Петя скинул кожаный пиджак на ступеньки дома.

Я надел рукавицы, Петя рукава широкой черной байковой рубахи натянул на ладони. Мы стали таскать охапки мертвых растений с разных концов сада. Мы сносили стебли в одну кучу, у калитки, подле кустов крыжовника. Трава была разная, встречалась с колючками. И крапива, старая знакомая, была. Мы таскали в объятиях траву, пресную и душистую, вялую и кусачую, влажную и усохшую. Я поднес травинки к лицу и глубоко вдохнул все сразу: рождение, расцвет, смерть. Трава пахла разнузданно?и начальственно, как волна, и я на секунды ощутил, что не я нюхаю ее,

а она, затмив пол-лица, обнюхивает меня.

– Что я нашел! – закричал Петя.

Аня выключила воду и взволнованным шагом направилась на его крик. Я бросил охапку вместе с рукавицами и подошел:

– Что там?

Петя потрясал острой деталькой. Несомненно, значок. Темный от времени и земли.