Не после этого ли события я начал читать то, что было написано на запрещенной стороне верстки? Не пробудил ли роман, который был у нас с Лючией, мою страсть к чтению романов? Или это случилось много позднее, просто от скуки? Во время какого-нибудь очень скучного урока в школе? Или при выполнении скучных домашних заданий? А может, во время поездок на поезде, когда у меня не было с собой ничего другого, что бы почитать? Когда мне исполнилось тринадцать, мама вместе со мной переехала из города в деревню, где она купила скромный домик, и мне приходилось ездить в школу по железной дороге.
В первом романе, который я прочитал, рассказывалось о немецком солдате, бежавшем из русского плена и по пути домой пережившем много опасных приключений. Все эти приключения скоро стерлись у меня из памяти. А вот его возвращение домой запомнилось. Солдат добирается до Германии, он приходит в город, где живет его жена, отыскивает дом, квартиру. Он звонит в дверь, и ему открывают. На пороге стоит жена, такая же красивая и молодая, какой он помнил ее долгие годы, находясь на войне и в плену, нет, она стала еще красивее, и хотя выглядит немного старше, это ей идет, она расцвела, стала более женственной. Однако она смотрит на него без радости, с ужасом, словно он — призрак, а на руках у нее маленькая девочка, ребенку нет и двух лет, а еще одна девочка, постарше, прижимается к матери, смущенно выглядывая из-за ее юбки, а рядом с женой стоит какой-то мужчина, положив ей руку на плечо.
Борются ли эти двое мужчин за женщину? Знали ли они друг друга раньше? Видят ли они друг друга в первый раз? Тот, что обнимает женщину за плечи, — не обманул ли он ее, сказав, что другой, ее муж, погиб? Или, может быть, он выдал себя за этого другого, когда вернулся с войны или из плена? Влюбилась ли в него женщина без оглядки, ищет ли она с ним свое новое счастье? Или она сошлась с ним из нужды, без любви, потому что без его помощи не выдержала бы всех бед, которые ей пришлось пережить как беженке, и не смогла бы начать жизнь заново? Или ей нужен был мужчина, который позаботился бы о ней и ее первой дочери — о первой дочери, которая вовсе не дочь нового мужа, — ее отец стоит тут, на пороге, оборванный, потерявший веру, отчаявшийся?..
Ничего этого я не узнал. Из тетрадки с версткой я давно уже вырвал первые страницы и выбросил их. Первые страницы как раз и были последними страницами не дочитанного мной романа.
Я хотел дочитать роман следующим летом. Последние страницы отсутствовали, но титульный лист с именем автора и названием сохранился. Я знал, что дедушка и бабушка хранят серию в своей спальне; книги заполняли все полки в узком высоком шкафу.
Я подумал, что отыскать нужный роман будет нетрудно. Обычно сброшюрованная верстка не имела номера выпуска, под которым книга выходила в серии и в соответствии с которым ее ставили на полку, но поскольку верстку этого романа мне дали прошлым летом, а ежемесячно публиковалось по два романа, то я решил, что отыщу роман среди последних двадцати четырех номеров. Однако я ее не нашел. Мне было известно, что бабушка с дедушкой иногда изменяли название романа, и я стал искать книгу по фамилии автора, но и в этом случае мои поиски не увенчались успехом. Тогда мне в голову закралось подозрение, что они изменили не только название, но и фамилию автора, и я стал искать книгу по первым страницам текста. Мне не удалось найти роман ни по названию, ни по фамилии автора, ни по началу. Я стал искать среди книг, выходивших раньше, вытаскивая одну тетрадку за другой, но романа так и не нашел, правда, я проверил не все четыреста номеров. Первая неделя была солнечная, а потом зарядили дожди до самого конца каникул. В саду бабушка и дедушка больше не работали, поэтому у меня не было возможности под каким-нибудь предлогом подняться по лестнице, забраться в их спальню и продолжить поиски.
Следующим летом я об этом романе и не вспомнил. Это были последние каникулы, которые я с начала и до конца провел у дедушки с бабушкой. Мои друзья и подружки совершали совместные путешествия или по школьному обмену отправлялись в Англию или во Францию. Мне предлагали принять участие в совместном велосипедном туре, но, увы, мне это было не по карману. Хотя я вот уже полгода как разносил журналы и неплохо зарабатывал, лишних денег у меня не было. Мне приходилось самому тратиться на одежду и книги; моя мама залезла в долги, купив собственный дом.
Я был расстроен, что не мог отправиться в поездку с товарищами, но в то же время я радовался тому, что проведу каникулы у бабушки с дедушкой. Меня всегда злило, когда мама продолжала обходиться со мной как с ребенком и начинала воспитывать. У бабушки с дедушкой мне нравилось, что со мной обходились как с ребенком, которого принимают таким, какой он есть, и при этом любили меня и относились ко мне серьезно. Я радовался тому, что снова буду просыпаться в своей постели под картиной Штюкельберга «Девочка с ящеркой», помогать бабушке готовить на кухне и просить ее прочитать какое-нибудь стихотворение, звать дедушку на кухню, отрывая его от дум о немцах, рассеянных по всему миру, а вечером сидеть вместе с ними за светлым столом. Я предвкушал запах бабушкиной туалетной воды в ванной комнате, радовался тому, что вновь увижу комнатную липку в дедовом кабинете, посуду с красными цветочками по ободку, столовые приборы с ручками из слоновой кости, большую стеклянную сырницу с крышкой. Я радовался предстоящей летней тишине, летним шумам и запахам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу