Михаил Веллер - Веритофобия

Человек толпы — как птенец с разинутым ртом: так и просит — вложи мне готовое, мне же нужно иметь мнение.

Они тебе вложат. Всю жизнь от геморроя мозга лечиться будешь.

Вот уж человек, правда и неправда в образе которого менялись местами, как акробат крутит сальто.

Когда Сталин в 1938 году заменил в НКВД Ежова на Берию — Лаврентий Павлович мгновенно стал всенародно знаменитым и любимым верным ленинцем, беззаветно отдающим все силы борьбе с врагами народа. Он стал членом Политбюро ЦК ВКП(б), его портреты висели на стенах между Сталиным и Молотовым, их несли на демонстрациях по Красной площади, его именем назывались пионерские дружины и корабли. Все знали правду, и она состояла в том, что Берия хороший человек, много делает для страны и радеет за народ. Он выпустил на свободу незаконно репрессированных при Ежове, он курирует массу важнейших отраслей промышленности, и вообще он друг пионеров.

После смерти Сталина Берия был утвержден первым заместителем Председателя Верховного Совета СССР и министром МВД (куда входило и бывшее МГБ, то есть ведомства госбезопасности и внутренних дел). И по реальному весу, будучи главой всех внутренних сил и имея огромное влияние и авторитет в административных кругах, стал номером первым во власти.

Через четыре месяца товарищи по партии его сместили, обвинили в шпионаже и попытке реставрации капитализма плюс моральное разложение, и быстро расстреляли. Ну а когда его маненечко того, тогда узнали мы всю правду про него: чуть коммунизм не завалил, кругом всех девушек растлил, и что не видел дальше носа своего. Из песни слова не выкинешь, да! Всю прежнюю информацию о Берии изъяли и запретили. А взамен довели до всеобщего сведения новый ее вариант. Последний. «Последний» — это идеологический синоним слова «подлинный».

Под куплеты «Берия-Берия, утерял доверие, а товарищ Маленков надавал ему пинков!» ошарашенные сограждане узнали правду. Берия Лаврентий Павлович был чудовищный развратник, его холуи затаскивали в его страшный черный автомобиль красивых несовершеннолетних девочек прямо днем на улицах. Свежие девочки сменяли прежних в его гареме, и больше несчастных никто никогда не видел. Его страшная власть была безгранична, он по макушку в крови невинных жертв, по его приказам расстреляли и посадили миллионы. Его все боялись, он стремился удовлетворять свои самые низменные инстинкты. Не говоря уже о том, что он сговорился с капиталистами отдать им Социалистическую Восточную Германию и изменил учению Ленина-Сталина, извратив социализм; а также английский шпион. То, что объявила газета «Правда» — и было в СССР правдой. И народ верил! Ну, подавляющее большинство точно верило. А чему еще верить?

М-да — и лишь ничтожная часть старых, битых, умных понимала, что властная группа — Маленков-Молотов-Булганин-Хрущев — просто вешает на Берию все грехи и оправдывает свою борьбу за власть. Для народа это чересчур сложно.

…И проходит пятнадцать лет, и в одном ленинградском доме я, студент в гостях, случайно вижу и слушаю физика-ядерщика, оборонщика, последнего живого из семнадцати человек первого набора Курчатовской группы. Бомбу, стало быть, они делали.

Огромная комната в коммуналке, четырехметровые потолки, свет люстры над длинным столом не доходит до полутемных углов, сохраненный хрусталь и скромное меню с вином и бутылкой водки. Уцелевшая ленинградская интеллигенция.

За столом сидели старики и говорили о своем, давнем. Зашла речь о Берии — время «культпросвета» было. И этот физик крайне высоко отзывается об административных и руководящих качествах Берии. Удивительно быстро, говорит, вникал в вопрос. Трудности понимал, гнал в шею — да, но никого не наказывал. Все требуемое — обеспечивал беспрекословно. Нервы не мотал. И сам себя загонял тоже, мы же видели. Вообще производил впечатление человека отзывчивого и не злого. И умен, этого не отнимешь. Умел нестандартно подойти к вопросу.

Батюшки-светы. Оказывается, Берия курировал советский атомный проект! Вот ка-ак… Важнее в те годы ничего не было. И хорошо курировал, утверждает тот, кто делал бомбу!..

У меня в конце стола рот открывался, и оливье из него вываливалось. Я такого и вообразить не мог. Берия был кровопийца! Развратник! Преступник! И тут такое твою мать. Нет, я, разумеется, не собирался как верный комсомолец поехать на Литейный и просигнализировать в КГБ о враге народа и его подрывных разговорах. Но охренение было сильное. Я, как бы это выразиться, испытывал чувство отчуждения и неприязни к этому человеку из-за его слов. Я находился в компании своего идеологического врага, врага советской власти и нашего образа мыслей. О! — врага наших ценностей! Тогда это слово еще не было в ходу.