Андрей Бондаренко - Байки забытых дорог

Они надели на ноги горные лыжи и покатились вниз по склону.

«Абсолютно ничего особенного!», – с долей разочарования подумал Серый, проведший детство и юность на Кольском полуострове. – «Если умеешь хорошо кататься на обычных лыжах, то и горные освоить – не штука…».

Широким плугом, сильно не разгоняясь и слегка тормозя на поворотах, он – на раз-два-три – и спустился.

– Браво! – поздравила его Сашенька. – Молодцом! В следующий раз попробуй чуть быстрей.

– А мне быстрей не надо, – откликнулся Серый. – Опасаюсь, что кепка потеряется. Если слетит на ходу, то где потом её искать?

Зацепившись бугелем за трос, он поднялся на вершину холма, натянул кепку поглубже и, всё также не торопясь, спустился с горы по второму разу…

У Покрышкина и Моисеича дела однозначно не заладились: они постоянно падали, вывалялись в свежем снегу как неразумные пятиклассники и промокли до последней нитки. А Мишель оказался способным учеником и уже к вечеру катался вполне прилично, в смысле, быстро, и почти не падая.

На обратной дороге слегка продрогшая компания заскочила в коттедж Волковых, расположенный в пятнадцати километрах от Коробицына.

– Отличная штука – горные лыжи! – заявил Мишель, повернувшись к жаркому камину тощей задницей. – Адреналин так и прёт!

«О чём это он?», – мысленно удивился Серый. – «Что ещё за адреналин такой? И что за удовольствие – сломя голову нестись с горы, рискуя сломать шею? Если надо съехать, то я, конечно, съеду. Только – при этом – никуда не торопясь, солидно и размеренно…».

В тот вечер Сашенька опять всех удивила. На гитаре играла всякое, даже что-то из Моцарта. Старинные романсы и бардовские песни пела проникновенно. А ещё она оказалась разносторонне образованной девицей: все полки в каминном зале были заставлены книжной классикой: Толстой, Чехов, Бунин, Тургенев, Стендаль, Гёте…

Через две недели они вновь отправились кататься на горных лыжах. Сашенька не обманула – оделась (по её же словам) в стиле «парижский клошар»: широченные бесформенные штаны, стильная бархатная курточка, подпоясанная армейским ремнём, шарф красный – длинный-длинный, и вельветовая кепка, оснащённая гигантским козырьком. А каталась она – как и всегда – лучше всех, под бурные аплодисменты зрителей…

Прошло месяцев пять-шесть. Мишель с Волковым, посовещавшись, решили, что открывать собственный банк рановато, мол, время ещё не пришло. Слишком много банкиров убивали тогда, практически каждый день: и крупных, и мелких, и Председателей правления, и рядовых клерков…

А, вот, денег Марк у Мишеля занял: в баксах, естественно, в количествах немалых, под пятнадцать процентов в месяц, на полгода.

Денег Волкову надо было много, чем больше, тем лучше: в Питере тогда началась – на закрытых аукционах – массовая приватизация больших и малых магазинов. Закрытые аукционы, это когда все желающие на листах бумаги писали цифры (то есть, сколько были готовы заплатить за конкретный объект), помещали листы в конверты, заклеивали их, опечатывали и сдали в Приватизационную комиссию, которая прятала конверты в сейф. Под семь замков и запоров, естественно, при свидетелях…. Потом, в назначенный день, конверты извлекались и – при большом стечении народа – торжественно вскрывались. Кто обещал заплатить денег больше других, тот магазин, в конечном итоге, и забирал…. Вроде, всё было по-честному, только Волков, при этом, всегда заявку подавал последним, загодя зная все цифры и суммы, обозначенные конкурентами на секретных листах. Ничего необычного, «просто бизнес», как учили в иностранных книжках…

Прошло оговорённое время, а отдать заём живыми деньгами Волковы не смогли. Мол, всё в деле, аукцион следует за аукционом, а бизнес-цепочку прерывать нельзя…. Вот, Марк – в качестве погашения долга – и переписал на Мишеля несколько продовольственных магазинов.

Розничное дело для «Аллес Гута» являлось новым и непривычным, поэтому – дабы магазины принять и поставить на корпоративный баланс – привлекли Толстого, человека серьёзного и солидного.

Серый и Витька поехали в один из магазинов, на сдачу-приёмку дел, а там – облом полный. В директорском кабинете сидели две наглые тётки (а также два молчаливых облома при них), и – в наглую – посылали на фиг, мол: – «Наш магазин! А на аукцион мы – с горы высокой – плевали!».

Выйдя на улицу, Толстый так обрисовал своё отношение к возникшей проблеме:

– Конечно же, мы и сами в состоянии – смести эту шушеру в полную труху. Но это было бы насквозь неправильным, должник обязан сам подсуетиться, то есть, сдать объект в товарном виде.