Максим Кантор - Учебник рисования

— Соломон Моисеевич сидел в кресле, закрыв лицо руками.

— Как это на тебя похоже, Соломон, — сказала Татьяна Ивановна, — лишь бы в сторонке отсидеться. Жена по магазинам бегает, сумка килограммов двадцать весит, а профессор в кресле сидит, лицо закроет — я, мол, ничего не знаю.

— Наверное, сегодня этому декану стыдно, — сказала Лиза, — он видит, как Леонид теперь раскрылся.

— Полагаю, ему наконец стало смешно, — сказала Инночка. — Поколение проявило себя — они заставили всю страну смеяться своим шуткам!

— Они заставили смеяться весь мир!

— Вам бы все паясничать, — неожиданно сказала Татьяна Ивановна. — Дурни юродивые.

Все разом замолчали. Стало слышно, как шамкает старый Рихтер, пережевывая непослушной челюстью салат. Татьяна Ивановна развила свою мысль.

— Раньше веселились по-доброму. Соберутся во дворе, гармонь принесут и поют хором. Всем хорошо, весело. Помню, как дядя Вася играл — не хочешь, а запоешь! С других дворов приходили слушать. У нас, в деревне Покоево, от души веселились — вы так не умеете. Соберетесь — и кривляетесь. Или чужое добро считаете. И шутки у вас уродские.

— Юродство есть путь к блаженству, — добродушно сказал Голенищев.

— Первая заповедь блаженства, — процитировала Инночка, — гласит: блаженны нищие духом.

— Блаженны нищие духом? — Соломон Моисеевич с удовольствием внедрился в беседу. — Хм, понимать отказываюсь. Идеал развития человечества — духовно богатая личность. Да, — он призвал гостей восхититься этой перспективой, — будем стремиться к богатству личности! — Рихтер немного помедлил, пережевывая салат, и добавил: — Каждую минуту!

— У нас в деревне тоже дурачки были, — продолжала Татьяна Ивановна, — помнишь, — обратилась она к Кузнецову, — помнишь, рядом жил Юрка-дурачок? Так он людей по-доброму веселил и никакого личного богатства не просил. И в Париж не ездил.

Кузнецов задумался, какого Юрку имеет в виду тетя Таня. Алкоголика Юрку, того, который зарезал жену, но, отсидев два года, попал под амнистию, этого, что ли? Юрка развлекал соседей незатейливыми своими шутками: пел матерные частушки и показывал прохожим язык. Однажды его нашли повешенным на березе, и посиневшее лицо его с высунутым раздутым языком осталось в памяти жителей деревни. Бабки утверждали, что его повесили милиционеры из райцентра, повесили за правду, за то, что он, не глядя на погоны, высказывался резко и отчаянно. И про партию выражался, говорили бабки, вот и удавили Юрку, правда-то, она глаза колет. Однако вряд ли, подумал Кузнецов, она этого Юрку имеет в виду. Может, еще какой был? Правда, в Париж Юрка точно не ездил.

— Не духовная нищета, но нищета, возникшая вследствие служения духовному, — сказал Соломон Моисеевич, кушая салат. — «Блажен тот, кто сделался нищим по велению духа» — вот как следует читать.

— По велению духа ты и жену сделал нищей, — сказала Татьяна Ивановна, — всю жизнь сидел в кресле, лицо руками закрывал. И шутки у вас дурацкие, и зарплаты никакой.

— По велению духа! — восхитилась Инночка. — Именно так!

— Глупости! — отрезала Татьяна Ивановна. — Не мог Христос сказать такую ерунду. А нигде не сказано, что блаженны те, которые семью кормят?

— Увы, — развел руками Голенищев, — сказано прямо наоборот: посмотрите на птиц небесных, они не сеют, не жнут. И мы, искренние юродивые, российские интеллигенты, должны вести себя так же.

— Но говорится не о теле, а о душе, — и Лиза удивилась своей храбрости, говоря свободно со взрослыми, — не копите в душе сокровищ, раздайте их. Труднее расстаться с душевными приобретениями, чем с материальными. Опорожняйте душу, пусть душа станет нищей, вот что сказал Христос.

— Вы трактуете слова Христа, как высказывание против богатства личности? Хочу предостеречь, милая Лиза, вы на неверном пути. — Рихтер даже салат жевать перестал и предостерегающе поднял палец. — Я объясню сейчас…

Однако их разговор был прерван женскими криками.

— Что это? — осведомился Соломон Моисеевич. — Кажется, зовут, кхе-кхм, на помощь?

— Соседи веселятся. Вот вам, Татьяна Ивановна, и народные гулянья.

А женщина все кричала. Нехороший был крик, так кричат от боли.

— Говорят, там притон.

— Притон? — полюбопытствовал Соломон Моисеевич. — И кто живет в притоне?

— Проститутки живут.

— То есть как, проститутки?

— Женщины, — пояснила Елена Михайловна, — торгующие своим телом.

— За деньги?

— Именно за деньги. Не очень большие деньги, полагаю, но все-таки деньги.