— Где вы проводили август, барон? — спросил Оскар, и на лице его нарисовалась живейшая заинтересованность.
— На Корсике, — сказал барон, — только не на ее отельной части, не там, где понаставили все эти чертовы Хилтоны. Вы же знаете, Оскар, я терпеть не могу эту безликую буржуазную продукцию.
— Забываешь, в какой стране находишься, до того все одинаково, — с пониманием сказал Оскар, — лифт, портье, бар, завтрак — все то же самое от Норвегии до Гибралтара. Начинаешь думать, что и ты сам похож на соседа, как брат-близнец.
— Абсолютно верно. На Корсике этой гадости поменьше. Мы останавливаемся слева от Бонифацио, километрах в тридцати, у нашего приятеля там вилла. Знаете эти места? Вокруг простые крестьяне, можно купить молоко, сыр. Удобно иметь разумных друзей, которые строят дома в тихих местах. Они останавливаются у нас на Ибице, а мы у них на Корсике. Так уж повелось.
— Мудрое решение, барон. Мы с Юргеном ездим в Тоскану — заметьте, не в Лигурию, которая засижена туристами, как торт мухами, и не в Рим, и не на Капри, и не на Сицилию — а именно в Тоскану. Уверяю вас, это разумное решение итальянского вопроса. Вокруг — нетронутое натуральное хозяйство, при этом час на машине — и Ницца, час в другую сторону — и Портофино. Так что музыка и театр рядом — и никаких буржуа вокруг.
— О Господи, как мы с Терезой ненавидим туристов. Ненавидим.
— А вы где отдыхаете, Гриша? — спросил Юрген Фогель, чтобы включить Гузкина в предобеденный разговор.
— На Черном море, — сказал осведомленный в географии барон, — остались нетронутые цивилизацией места.
— В самом деле? — спросила его жена.
— Мы всегда ездим в Эстонию, в Пярну, — неизвестно зачем честно сказал Гриша. Ему показалось, что чистенький эстонский Пярну ничем не уронит его, — там можно у крестьян купить молоко и сыр, — сказал он барону.
— Это важно, — сказал барон, — это очень важно. Экология там хорошая?
— Хорошая, — сказал Гриша, борясь за Пярну.
— Это очень важно. Экология — это то, о чем так часто теперь забывают, — заметил барон, и все согласились с ним.
Оскар пригласил в столовую.
IV
Рассаживались согласно розовым карточкам с именами гостей, прислоненным к рюмкам. Карточка розового картона, на которой было написано «господин Гриша Гузкин», стояла в торце стола, Гришу усадили как почетного гостя. Справа сел барон, захрустел салфеткой, заткнул ее угол себе в проем пиджака, слева села журналистка, выложила салфетку на колени.
Принесли маленькую плошку с непонятной жидкой кашицей. Ее стали есть ложками и говорить, что это суп. Запили этот суп маленькой рюмкой шнапса, и Гриша тоже выпил шнапс и съел жидкую кашу. Потом принесли форель и поставили на стол несколько ведерок со льдом, а во льду стыли бутылки с белым вином. Съели форель и выпили вино, а тем временем разговор о летней поре отпусков сам собой иссяк. Барон рассказал, как на овечий сыр корсиканцы мажут варенье из инжира, запил рассказ белым вином, замолчал. Подали свинину с тушеной капустой, со смехом извиняясь за национальный характер еды, а Гриша сначала сказал, что в России готовят то же самое, а потом из вежливости добавил: только гораздо хуже.
Фогель-старший спросил, сохранилось ли в России блюдо его молодости — borschtsch?
— Ах, борщ, — спохватился Гриша, — по-моему, сохранился.
— Вы обязательно должны приготовить нам borschtsch! На Украине мы всегда ели borschtsch! — сказал Фогель-старший, а его сын, Юрген, подмигнул Грише: мол, гляди, как отец-то разошелся. И Гриша подмигнул в ответ: мол, отлично, весело шутит твой папа.
Барон, держащий конный завод, спросил, ездит ли Гриша верхом. Гриша ответил отрицательно. Помолчали.
— И в поло не играете? — уточнил барон.
— Плохо, — уклончиво сказал Гриша, недоумевая, что это за игра.
— А что вы больше любите кушать, — развивал застольный разговор барон, — мясо или рыбу?
— Мясо, — сказал Гриша, не очень-то задумываясь.
— Хм. Любопытно. Интересный ответ. Значит, мясо. Вот как. Слышишь, Тереза, он больше любит мясо. Хм.
— А вы что больше любите?
— Я? — барон опешил. Ему не представлялось возможным, что кто-то вернет ему вопрос. — Я? Мясо или рыбу? — он задумался.
— Ты чаще все-таки ешь рыбу, — пришла на подмогу баронесса.
— Да, — после тяжелого молчания согласился барон, — пожалуй, все-таки рыбу. Рыбу, да.
Помолчали, пережевывая капусту. Временами гости прерывали молчанье и интересовались друг у друга, как обстоит дело с их блюдом. Все ли в порядке? Вкусно ли? Поддается ли ножу и вилке? Пережевывается нормально? Могло сложиться впечатление, что повар в этом доме имеет обыкновение травить гостей, и гости соблюдают осторожность. Скоро Гриша понял, что это просто правило хорошего тона, — надо поинтересоваться, вкусно ли твоему соседу, отвечает ли поданное блюдо принятым вкусовым стандартам: это такая необременительная форма заботы. Вежливым ответом ты должен удостоверить гармонию мира. Хороша ли капуста? О, потрясающая! О тебе позаботились, ты подтвердил, что все в порядке, — и обществу стало приятно. Гриша подумал, что этикет основан на некоторой неискренности. Что делать, если еда гадкая? Как быть? И в какое положение ты поставишь честным ответом соседа? Впрочем, люди воспитанные стараются радовать соседей рассказом о своей еде, и даже если стрясется беда (допустим, котлету пересолили), так они стиснут зубы и промолчат. Гриша наклонился к журналистке и тоже проявил заботу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу