Максим Кантор - Учебник рисования

Напуганная бетонными лицами партаппаратчиков, интеллигенция беззаветно влюбилась в жирные хари новых реформаторов, в их циничные остроты, в их прагматичное знание жизни, в их умение хватать и рвать. Интеллигент с завистливым пониманием наблюдал, как богатеет и наливается соками новая чиновная номенклатура. Ну как же, эти орлы получили свое по праву! По праву наместника и баскака они курочат эту бессмысленную страну — но то ее последний шанс пригодиться Западу, так восславим эту агонию! И развлекали работники умственного труда свое новое начальство, подсовывали им верноподданные доклады и монографии — мол, верной дорогой идете, господа! И самозабвенно врали про Петра Великого, про Столыпина, про вхождение России в Европу, про последний шанс некогда великой страны — а происходящее под носом видеть не хотели. Казалось бы, вот она — история: смотри, сравнивай, запоминай — кроме тебя, интеллигента, никто этого не сделает! Приглядись, чем заняты твои работодатели, те, которые тебе платят за то, чтобы ты врал про последний шанс России, обрати внимание, что делают они со страной и с народом. И чего проще — понять, что происходящее называется одним-единственным словом: «денационализация» — и слово это блага народу не сулит. Но нет, согласились, что народ нуждается в беспощадном лечении, что огромная страна пребывает в варварском состоянии — и требуется ее цивилизовать. А то, что т. н. мировая цивилизация другими средствами не располагает для благой миссии своей, кроме как намалеванными на холстиках квадратами, фальшивыми ваучерами да акциями на колониальные рынки, — про это интеллигенту думать не обязательно. Цивилизация, прогресс, — вот они, судьбоносные пароли! Но нет другой западной цивилизации — есть именно вот эта, сегодняшняя, и если средствами этой больной цивилизации собираетесь осушать наше родное болото — то хорошо ли оно выйдет? Нет абстрактной истории — есть та, что в наличии. Но ее знать не хотели. И суетились, спешили подольститься к новому начальству, дать ворюгам индульгенцию на отважные дела. Интеллигентам так полюбилась новая физиономия страны, сменившая былую советскую, что они вовсю нахваливали самодовольное воровское рыло, они с энтузиазмом подрумянивали и подкрашивали это новое сытое начальственное лицо. И дождались времени, когда на сытом лице расползлась наглая гэбэшная ухмылка.

А для того чтобы узнать, хорошо ли сложится приватная жизнь интеллигента, потрудившегося для нового режима, надо обратиться к истории Якова Шайзенштейна.

Шайзенштейн сделался обладателем достаточных средств, чтобы позволить себе покинуть Россию и жить там, где захочется. Не век же мерзнуть средь русских пустырей, хотелось цивилизации и тепла. Он выехал вместе с Люсей Свистоплясовой в Мадрид — слава богу, генерал Франко вовремя навел в городе порядок, и вместо того, чтобы стать отсталой сельскохозяйственной державой, Испания превратилась в мощный туристический центр. Неудивительно, что художественная элита потянулась в Мадрид, вот и футболист Бекхем прикупил особняк в пригороде, вот и художник Ле Жикизду обзавелся поместьем. Шайзенштейн со Свистоплясовой сняли жилье неподалеку от французского мастера. Соседство было знаковым; Шайзенштейн передал соседям визитные карточки, вырезки из прессы, где его личность была представлена, как подобает; вскоре их пригласили на сиесту. Случилось непредвиденное: оказалось, что Ле Жикизду — вовсе не тот человек, с которым Гриша Гузкин встречался в Париже. Тот обаятельный персонаж был лишь секретарем художника, самим же Ле Жикизду оказались две дамы — женщин связывали любовные отношения, они творили вдвоем. Эмилия (так звали одну из художниц, эмигрантку из Одессы) сказала так: мы с Лолочкой специально такой псевдоним придумали. Замените одну букву — и догадаетесь почему. Спустя некоторое время Шайзенштейн был шокирован еще более: Люся Свистоплясова в присущей ей откровенной манере сказала, что любит Эмилию и намерена жить с ней.

— А как же Лола? — только и сказал Шайзенштейн. Про себя он уже не спрашивал.

— Может остаться с нами, если хочет, — сказала безжалостная Свистоплясова, — будем жить втроем.

Лола, однако, с влюбленными не осталась, вернулась в Румынию, откуда и была родом. Образ Ле Жикизду продолжал волновать сознание просвещенной толпы: объединив усилия, Эмилия и Люся вдохнули в творчество французского мастера второе дыханье. Французская Республика удостоила Ле Жикизду ордена Почетного легиона и кресла в Академии. Подруги продолжают жить в Мадриде, хотя часто летают на Сардинию, где летом на вилле Левкоевых собираются все, кого следует знать.