Максим Кантор - Учебник рисования

— Но во всем мире… — сказал Кузин и замолчал. Что во всем мире? Берлускони? Ширак?

— Вас, вижу, слово «госбезопасность» напугало. Какое слово нехорошее! Помилуйте, вы же разумный человек! Как же без государственной безопасности? А во всем мире что, иначе устроено? Президент Буш, он не из ГБ разве? А откуда же тогда? Он, по-вашему, кто? Абстрактный гуманист? Библиофил? Да нет же, он гэбэшник. И папа его гэбэшник, и прочие власть имущие. Это — норма, Борис Кириллович, и по-другому в мире устроено не будет. Особенно в России, где население лениво и воровато. За аборигенами смотреть надо, они себе во вред норовят украсть. Тащут, что ни попадя, и знать не знают, что с ворованным делать. Как же здесь без ГБ? Никак. И мы пришли, и мы будем править. Мы — везде. Оглянитесь — за вашей спиной тоже!

Кузин обернулся, а Луговой засмеялся тявкающим смехом.

— Шучу, Борис Кириллович! Вы и поверили! Если я скажу, что жена ваша в нашем ведомстве работает, тоже поверите? — и Луговой хохотал. Гулко отдавался его смех под сводами комнаты.

— Ирина? — Губа не послушалась, онемела губа. Звук вильнул, как на сломанной пластинке. — Ирина?

— Почем я знаю? — пожал плечами Луговой. — Ведомство большое. Иди, знай всех сотрудников. Ирин одних — тысяч пятнадцать. Да и какая вам разница, Борис Кириллович? Сегодня не работает, значит, завтра будет работать. Разве дело в этом?

— Ирина? — Сломанная пластинка описала круг, и голос взвизгнул на звуке «и».

— Да бросьте вы. Прекратите истерику. Работает — не работает. Не знаю я. Ну позвонят ей, может, раз в месяц, спросят о том о сем. Пустяки, не стоит обращать внимания. Успокойтесь. Положите топор. Уроните, еще ногу пораните.

Топор действительно дрожал в руках Кузина. И сам Кузин тоже вздрагивал. Он положил топор на стол, закрыл лицо руками.

— Прекратите дрожать, — сказал Луговой. — Смотреть на вас противно.

— Все вокруг? — спросил из-под ладоней Кузин. — Неужели все? Каждый? И Аркадий Владленович Ситный? — зачем-то спросил он про министра культуры. Для чего ему было знать про Ситного, он и сам не понимал.

— Аркаша Ситный? — Луговой выпятил сухие губы, стараясь изобразить полный рот Ситного. — Ну кому же Аркаша нужен? Какой с него прок? Выше подполковника губошлепу не дослужиться. У него и в заместителях-то выше майора никого нет, — но какого заместителя имел в виду Луговой: Леонида ли Голенищева или известного хозяйственника Шуру Потрошилова, — профессор Кузин так и не узнал.

— Не о том думаете, профессор, — продолжал Луговой, — вовсе не о том. Не о сотрудниках госбезопасности думать надо, не шарахаться от старых знакомых — а вдруг они тоже сотрудники? — пустое это занятие. Подумайте о мире в целом, о своей стране, о долге интеллигента. Ведь есть же такое понятие — долг интеллигента. Что же я, в самом деле, вас учу — вы и сами должны понимать. Научитесь, наконец, видеть проблему в целом.

Вы зачитывались Чарльзом Пайпсом-Чимни — ах как ловко трактует о России, как метко, как проницательно. Как бескомпромиссно рассуждает, мудрец такой. Читали вы Пайпса-Чимни — и другим, таким же, как вы, интеллигентам, передавали, книжечку под подушку на ночь клали. А утром, за чаем — жене, да с волнением: правду узнали о своей стране, теперь по совести жить будете, выставите счет толстожопой России. А вы знали — это так, между прочим, — что Пайпс-Чимни был советником по обороне американского президента? Ракеты, боеголовки, бюджет на оборонные расходы. Морская пехота, миноносцы, подлодки. Рутина, согласен. Скука некультурная. Не вашего интеллигентного ума дело, понимаю. Но вы бы хоть поинтересовались для полноты картины, отчего милейший джентльмен Пайпс-Чимни нашу немытую Россию критикует, а Америку — никогда. Вы факты не сопоставляли никак? Нет?

Что у нас там дальше по программе? Развал страны, если не ошибаюсь? А развал мира отчего не рассматриваете? Вы на каких именно бедствиях остановиться хотите?

Топорик, тот, что вы в гостиной со стенки прихватили, Борис Кириллович, он из Руанды привезен. Давно я его привез, из экскурсии. Еще до резни привез, до того, как свободомыслящие просветители там бойню организовали. Там, в Руанде, именно такими топориками людей и порубили. Вы бы полюбопытствовали — из научного интереса хотя бы, — что там, в этой богом забытой дыре, приключилось? Все-таки много людей поубивали, Борис Кириллович, много народу в расход пустили. С другой стороны, они же — негры. Черномазые, так сказать. Мы, русские просветители, им сострадать не обучены. Хотели было нас пролетарские вожди обучить интернациональной солидарности, да наука не прижилась. Мы вот Европу — глубоко понимаем, а негритосов как-то не очень. Но в Руанде как раз европейцы и постарались. Знаете, как вышло? Жило-было одно племя — а потом вдруг разделилось на два. Это европеец, благородная душа, им, негритосам сраным, паспорта выписал — и разделил народ пополам. Он, голубь, Леви Стросса начитался, ему отличиться хотелось, перед друзьями в ресторанчике похвалиться социальным строительством. Что ж он — цивилизованный человек, или нет? Вот он и отличился — правда, напутал малость. Двух племен там, как оказалось, не было и в помине — то, что он принял за обозначение племенных различий, в ихнем дикарском языке обозначало наличие коровы в хозяйстве. Ну, перепутал ученый. Ну, увлекся социальным строительством! Что теперь говорить! Паспорта выписаны, прогресс вспять не повернуть! Миллион человек убили, Борис Кириллович. Это много, Борис Кириллович, это довольно много. И убивали (даром, что приобщились к новым паспортам) совершенно нецивилизованными методами — все больше топорами кромсали. Да вы не бойтесь, Борис Кириллович, не этим именно топориком — этот я давно привез, лет двадцать назад. Не этим топориком, но точно таким же.