И все-таки там был след. Каким образом этот Амедей Шампольон обнаружил Гаспара Лангенхаэрта? Ведь он же его не выдумал. Если он проживал в Гавре, значит, слухи о существовании Гаспара должны были добраться сюда, очевидно, совершенно иными путями, нежели они дошли до меня. Действительно ли Гаспар возвратился, чтобы жить и умереть на земле своих предков? Если так, тогда Шампольон и вправду мог случайно наткнуться на свидетельства потомков и даже получить доступ к семейным архивам. Быть может, эти документы по-прежнему существуют и находятся в руках наследников?
При этой мысли гнев мой разом испарился, и я ощутил новый прилив жизненных сил.
Я вернул служителю рукопись Шампольона, позаботившись при этом заказать фотокопию. Лысый человечек в больших очках попытался представить дело затруднительным, чтобы продемонстрировать собственную важность, а заодно убить время, после чего просьбу мою исполнил. В ожидании, более для того, чтобы занять себя, нежели из подлинного любопытства, я попытался навести справки о Шампольоне, но, то ли он больше ничего не написал, то ли документы погибли при бомбежках во время войны, так ничего и не нашел. Покинув Муниципальный архив, я поспешил на городской почтамт.
Порывшись в телефонных справочниках Бретани, а затем и Нормандии, я обнаружил одного Лангеннера, проживавшего в Шербуре. Стало быть, у Гаспара есть потомок! Я рассердился на себя за то, что не подумал об этом раньше, но сердился недолго, ибо радость была слишком велика.
Я позвонил немедленно. Молодой мужской голос, записанный на автоответчике, посоветовал мне позвонить по другому номеру, рабочему. На работе — если я правильно понял, это был спортивный клуб — мне пришлось записаться на прием к Жан-Лу де Лангеннеру. Записавшись на следующее утро, я отправился на вокзал…
Спортивный клуб «Жизнеутверждающий» занимал целое здание в центре города. Не найти его было невозможно, ибо снабженные стрелками указатели с силуэтами бегунов, боксеров и метателей ядра занимали все соседние тротуары. Я вошел. Лакированные завитки на стенах, зеленый нейлоновый ковролин, голубого цвета потолок, растения из блестящего пластика — все здесь должно было напоминать природу. У девушек и юношей из обслуживающего персонала были трагические лица, которые встречаются на гигантских рекламных щитах больших городов: здоровые, открытые, загорелые, улыбающиеся, прославляющие тоскливое представление о счастье, согласно которому тело — это все, а старость — худший из кошмаров.
По дороге к кабинету директора меня провели через залы, где накачивали мускулатуру. Все эти орудия пыток, все это тяжеленное железо, почти не оставляющее места для втиснутого туда на муку потного тела, могли бы, по моим представлениям, обладать некой извращенной прелестью, изгоняя демонов плоти. Но все было не так. Блестящий никель был здесь королем, а подушки из кожзаменителя — его подданными. Характер места накладывал свой отпечаток и на посетителей: женщины или, по крайней мере, те, что так назывались, сухие, костлявые, безгрудые и беззадые, с бурой дубленой кожей, какая бывает у старых морских волков, в отличие от которых эти явно немало заплатили за свою в кабинетах искусственного загара, носили натянутые на голое тело — не вызывавшее ни малейшего вожделения именно потому, что было таким спортивным, — яркие флюоресцентные комбинезоны, похожие на предостерегающие панно, которые обычно устанавливают там, где идут строительные работы или произошла автомобильная авария. Что касается мужчин, то вся их мужественность, казалось, была курьезным образом загнана в пару непомерно развитых грудей, обладатели которых, словно оправдываясь, носили свободно болтающимся в шортах или спортивных штанах то, что определяло их принадлежность к сильному полу; в остальном они выглядели надутыми, уж не знаю чем: тренировками ли, глупостью или спесью, и лишь запястья и лодыжки оставались единственными частями тела, которые, к несчастью, никаким способом нельзя было раздуть, словно суфле. Все это дышало счастливой вульгарностью дурака, убежденного в своей правоте.
Мне пришлось подождать в директорском кабинете, одна из прозрачных стен которого выходила как раз в спортивный зал, что дало мне возможность продолжить свои наблюдения.
Появился Жан-Лу де Лангеннер. Это был тридцатипятилетний человек, слишком улыбчивый, слишком мужественный и слишком самоуверенный; он слишком сильно пожал мне руку, пригласил сесть, а сам слишком легким прыжком уселся на директорский письменный стол.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу