Марк Харитонов - Возвращение ниоткуда

«Никакого чувства ответственности», — сказал рядом сердитый голос. — «Только и на уме, как бы смыться», — отозвался другой… Почему они опять оглядывались? — не на нас, на меня, я все больше чувствовал, что оглядываются на меня и переговариваются о чем-то. Как будто на самом деле я что-то им не так устроил, что-то срывал… А ведь хорошо бы действительно смыться, — вдруг сложилось из толкотни мыслей. Исчезнуть вообще, удрать от неотвязной, необъяснимой тревоги, от нарастающего беспокойства в мозгу… Тебя нет, и все… и спроса нет. Только придумать, как…

Пронеслось, полопалось — пузырьками среди общего шума — шума ожидания и неблагополучия… Из-за бархатной малиновой портьеры выглянуло белое безжизненное лицо и тут же исчезло, вызвав мысль о мучнистой ночной бабочке и усугубив все то же невнятное беспокойство. Кто-то, проходя, оглянулся опять. Впору было поискать зеркало, проверить, все ли у тебя в порядке с туалетом, пощупать бегло и скрытно пальцами там, сям… только негде было укрыться. Лицо, нарисованное поверх белил — то же или другое — опять высунулось в щель, наткнулось на меня взглядом и поскорей снова исчезло, как недостоверное видение. Улучив момент, когда никто на меня не смотрел, я сам заглянул, а потом и весь вошел за портьеру.

Казавшийся громадным зал растворялся в полутьме; после света я не мог различить в невнятном пространстве ни сцены, ни рядов. Кругом поднимались скелеты черных конструкций, на веревках обвисали, как тени, полотнища. Фигуры в серых бесформенных балахонах собрались на пятачке, сравнительно освещенном, что-то негромко между собой обсуждали. Сослепу я чуть не опрокинул какой-то предмет, но успел его ухватить руками: это оказался торс женского манекена; единственная рука и голова валялись рядом отдельно. Никто не отметил произведенного мною шума: еще одна фигура появилась в светлом пятне.

— Ну, что там? — спросил вялый голос.

— Что теперь может быть? Записочку, говорят, нашли. Под вазой с цветами оставил.

— Записочку?

— Ну, как положено. Объяснительную. Если это считать объяснением. «Не получилось. Попытку считать недействительной». В таком роде.

— Не понимаю.

— Это он про нас?

— Очень остроумно.

— Как можно сказать: не получилось? Если мы и начать не успели.

— Может, он про себя.

— В каком смысле?

— Про свою попытку.

— В смысле, что его откачали?

— И того не сумел.

— Еще неизвестно.

— Как будто он мог предвидеть.

— Не его заслуга.

— Техника!

— Реаниматоры проклятые!

— Тем более, еще неизвестно.

— Это есть такой анекдот: «Реаниматоры проклятые!» Двое на том свете пристроились выпивать, третьего не хватает. Вдруг он тут как тут, возникает среди облаков…

— Может, он про всю свою жизнь.

— Остряк-самоучка.

— Вы слушаете? Только решили чокнуться — опять исчез…

— Так каждый может сказать.

— Так можно про всю нашу жизнь.

— В широком смысле.

— Не понимаю.

— Про всю мировую цивилизацию.

— Ну, не хотите, не надо.

— Да мы слушаем. Значит, опять исчез. А стакан?

— Какой стакан?

— Ну, третий? С ним тоже исчез?

— Причем тут стакан?

— Ладно, что дальше?

— В каком смысле?

— Появляется, значит, опять. Уф, говорит, еле отпустили!

— Нет, я нас имею в виду.

— Реаниматоры, говорит, проклятые!

— А…

— Какое теперь может быть дальше?

— Второго раза не дадут.

— И все из-за одного идиота.

— Вот ведь сволочь какая!

— А ведь сам говорил.

— У него, видите ли, не получилось! А до нас ему дела нет.

— А кто он, собственно, был такой?

— Сказано было, что он за автора.

— Что значит за автора? Он и был автор.

— Откуда вы взяли?

— А разве нет?

— Не понимаю.

В пятне света, среди разваленных предметов декорации, точно сумеречные усталые мотыльки; пудра на лицах напоминала пыльцу. На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Надо было вернуться в фойе, но я потерял в темноте ориентацию, не знал, в какой стороне теперь искать щель портьеры, саму портьеру… и что-то тянуло меня туда, к этому пятну, к бесцветным невыразительным голосам. Для оправдания своего присутствия я на всякий случай держал в руке несколько подобранных на полу мятых листков.

— Ну, в общем, гасите свет?

— Только поманили.

— Считать недействительным.

— Как будто воздух спустили.

— Действительно, эксперимент.

— Как на лягушках.

— Только померещилось что-то.

— Забудьте и не вспоминайте.