Марк Харитонов - Возвращение ниоткуда

— Да ты, я смотрю, Егорыч, философ, — человек, которого я не знал теперь, как называть, сел в кресло, откинулся на спинку. — Интересный поворот мысли, между прочим. Значит, мало толку доискиваться, куда ушли двести тонн цемента и почему у нас потолки текут? Решили, что надо глубже копнуть? — Стал запихивать папки обратно в тумбу стола. — Между прочим, вот тоже писатель, — вдруг показал на меня.

Егорыч покачал головой с усмешкой.

— Это я уже понял. Свободный художник. Ни в чем не виноват, ни за что не отвечает.

— А! — Следователь посмотрел на меня с интересом. Я молчал все в том же замешательстве. — Но ведь зачем-то пришел?

— Ну, это я не знаю. Это у него спросите. Если считает, что незачем, мог бы не приходить.

— Ну, зачем сразу так?

— Кто не хочет, тот ведь как хочет, — продолжал ворчливо Егорыч. — Мы что, неволим?

— Никто этого не говорит.

— Да кто их знает. Пока не говорит… А может, его тоже туда? — спросил вдруг.

— Куда туда?

— В театр?

— Сказано: не по моей части, — отмахнулся хозяин кабинета уже слегка раздраженно. — И вообще заболтались мы с тобой. Работать надо.

Егорыч оглянулся напоследок, явно не желая покидать помещение.

— Цветочки бы надо полить.

— Потом, потом.

— Обедать здесь будете?

— Хотите есть? — хозяин взглянул на меня.

Я мотнул головой: нет.

— У нас прилично готовят, — сказал Егорыч с оттенком обиды в голосе.

Я повторил отрицательное движение.

— Стричься, бриться? — уже не мог остановиться Егорыч. Оба смотрели выжидательно.

Я снова показал: нет.

— Не желает, — они переглянулись. — Дело ваше. А то у нас мастер лучший в городе. И дешево берет… Ну, как знаете. Мерку можно снять на костюмчик. А? Не выходя из кабинета.

— В другой раз, — сказал хозяин, как бы извиняясь за меня.

— Не желает сотрудничать, — покачал головой Егорыч. — Или в чем-то вы нас подозреваете? Ну-ну. — Посмотрел на меня напоследок, подняв брови, и покачал головой, как бы заранее удивляясь, о чем со мной можно говорить. Потом, попятившись, толкнул дверь задом и ретировался.

Странно, но я ухитрился забыть, какого цвета были только что книги в шкафу. Мне помнилось, что красного — не могли же они вдруг стать синими? Так бывает с особого рода картинками, которые по-разному видишь правым и левым глазом. Как будто корешки нарисованы были на мелковолнистом стекле. Зажмурить левый глаз и чуть сдвинуть голову, чтобы вернуть красный цвет. Нет, значит правый… Человек за столом с интересом наблюдал за мной — и вдруг сам подмигнул.

— Забавно, — сказал неизвестно о чем. — Придет же в голову! — Наклонился, открыл портфель, оставленный возле тумбы стола, извлек прозрачную пластиковую папку с несколькими разнородными листками, закрыл клапан. — Можно в таких условиях работать? А? — Снова подмигнул — или это был у него тик? — Здесь ведь, как вы, может, уже догадались, ведомственный дом престарелых. Служебный корпус у них на ремонте, и неизвестно, что с ним еще будет, фундамент осел — ну, как везде. Гостиницу тоже закрыли. А я тут, можно сказать, в командировке, вызвали в срочном порядке. Надо значит надо. Днюю здесь, можно сказать, и ночую. Сегодня первый раз в магазин вышел, захотелось, наконец, воздухом подышать — да вот, надо же, застрял в очереди. Что-то там давали, я так и не узнал, что. Хорошо хоть кефир для меня остался. Уж извините за накладочку. Обычно старперы эти мне сами все приносят, помогать рвутся, дела ищут. Чтоб выход на пенсию смягчить. Повесточки вот… то есть приглашения оформляют…

— Смежные профессии осваиваем, — послышалось неизвестно откуда.

— Черт!.. — Даже собеседник, мне показалось, вздрогнул. — Где это у них выключается? — поискал под столешницей, что-то ткнул. «А мы вам, если понадобится, поможем», — сказал тот же голос. Со следующей попытки отключение, видимо, удалось. — Да… — он с силой потер лоб, пробуя вернуть мысль; новая накладка выбила его из колеи. — А дела, скажу я вам, оказались в таком состоянии! Не беспорядок, а просто маразм, распад, другого слова не подберешь. Где начала, где концы — никто не знает, не помнит. Масса бумаг вообще пропала, скорей всего ушла в макулатуру. Протоколы, истории болезни, научные разработки — они им даже цены не способны понять. Какое-то здешнее помешательство… — В голосе его появился как бы вызов, не ко мне обращенный. — Кто-то, видите ли, посулил за эту макулатуру талоны, я не сразу даже понял, на что. Теперь разбираются. Скорей всего попробуют опять свести дело к афере, как и с цементом. Уже ведь беспокойство пошло, толки, ропот. А что говорят эти, там? — показал пальцем вверх. — Что они твердят? Издержки процесса, ошибки, злоупотребления, виновные будут наказаны. Трещины, как видите, замазываются. Но что значит замазывать трещины, если фундамент вот- вот поедет? — он почему-то постучал себя по голой части черепа. Стук получился твердым и звучным. — Отказывает уже простейшее чувство самосохранения. Животные скорей бы почуяли угрозу…