Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Так ты ко мне в отряд хочешь?

– Хочу, – шёпотом говорит он, а сам косится на дверь.

– Тогда расти быстрей.

– Быстрей не получится. Вот если б нам такие ботинки дали, как твоим…

А моим, и, правда, за неделю до этого, выдали просто чудовищные ботинки – на платформе и каблуке с металлической набойкой. Эти ботинки стали предметом черной зависти всех мальчишек детдома.

Свою отрядную мы старались оформить как-нибудь пооригинальней.

Вешать обязательные стенды не стали, за что пришлось выслушать немало нарицаний. Хватит небольшого «уголка отряда» со списками. Ну, ещё и политическую карту мира повесили – в свете наших, теперь уже постоянных, общественно-политических устных журналов.

– Ну и что это такое у вас? – сказала Матрона, оглядывая голые свежеокрашенные стены. – Стендики бы не помешали, зря вы так. К юбилейной дате поэта, из жизни замечательных людей, опять же… А так не на чем глаз остановить.

– А вот приходите через дня три, – заговорщицки сказала я. – Тогда и посмотрите.

– Сейчас нельзя? Что у вас там? Может, что дельное посоветую.

Ей страсть как любопытно обо всём разузнать заранее.

– А сейчас смотреть и нечего, мы пока в процессе.

Она немного обижается, но всё же говорит вполне любезно:

– Жалко мне вас. Всё стараетесь, человеков из них хотите сделать. А ведь они всё равно, старайся не старайся, пойдут в семейный бизнес, и это лучше, чем на зону.

– Что?! – почти угрожающе сказала я.

– А то. Кто у них родители? Воры да проститутки. Вот и они туда же подадутся. Другого пути у них нет.

– Может быть, им не повезло с родителями, но у них есть главная мать – Родина, – свирепо отбрила я «добрую» советчицу.

Однако моя гневная отповедь на неё нисколько не подействовала.

– Разговора у нас опять не получается, а жаль, не ловите вы пульс времени, – сказала Матрона и, ещё раз окинув голые стены осуждающим взглядом, ушла к себе.

Через три дня мы закончили оформление отрядной. Главным её украшением стали фотографии детей. Я сама их фотографировала своим стареньким «Зорким». В самых неожиданных ракурсах дети смотрелись по-новому, иначе – их лица были совсем другими, незнакомыми даже нам самим, и очень-очень симпатичными. Фотографировала я их, по возможности, тайно, незаметно – чтобы специально не позировали. А когда фотографии были готовы, я с помощью Пучка отпечатала пятьдесят пять портретов размером 30 на 45. Потом мы наклеили эти портреты на цветной картон – и готово! Пятьдесят пять симпатичных мордашек в цветных бумажных рамках улыбались, хмурились, кокетничали, гримасничали, удивлялись, тараща со стен нашей отрядной свои «безумно» выразительные глаза…

Теперь наша отрядная готова, и есть на что посмотреть. Мы решили это событие отметить официальным открытием выставки портретов наших детей… Дети выразили такой неподдельный энтузиазм, что я даже стала опасаться – а не унесут ли они эти портреты вместе со стенами? Они готовы были бесконечно стоять у стен и разглядывать – себя и своих товарищей.

– О! Глянь, Огурец-то язык высунул!

– Не Огурец это, а целая сибирская лайка!

– Точно! Собака всегда от жары язык высовывают!

– А Беев с бычком! – Где?

– А вон от Ханурика прикуривает! – Во дают!

– В милицию посадить!

– Идите вы…

Огурец и Ханурик весьма польщены общественным вниманием. Но всё же стараются перевести стрелки: – А вон Кирка!

– Ага, сарите, генерал как есть. – А Кузя… – Ого, с Лисой… – …целуются! – Нашла с кем. – Лучше б с тобой, правда, Бей? – и гогочут.

Восторг полный. От портретов их не отогнать. И на следующий день продолжалось обсуждение, но теперь уже наши дети пояснения давали гостям из других отрядов. Весь детдом перебывал у нас за эти дни. Но всё закончилось благополучно – ничего не своровали (не скрали), и стены остались на месте. И даже усы никому не подрисовали, а этого кое-кто ждал (обычно так и поступали с фотографиями, вывешенными на всеобщее обозрение на стендах в коридоре и на Доске почёта на первом этаж). В общем, всё сохранилось в наилучшем виде. Зато комиссии, все без исключения, ругали и критиковали нас самым беспощадным образом за эту галерею.

– Зачем всех повесили?

– А что?

– Надо вешать самых достойных, если вообще кого-либо вешать.

– Точно, это чтоб другие боялись, – подсуетился вездесущий Огурец, шмыгая носом.

– Что?!

– Боялись быть достойными чтобы. Вот!

– Мальчик, где твоё место? Садись уже, – строго говорит инспектор.