Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

Собрание подходило к завершению, когда внезапно нависла реальная угроза рукопашной схватки. Утверждали список двадцатки «лучших». Сначала все орали:

– Меня! – Меня!!

– А я что, лысый? – А ты вааще молчи! – А девки в пролёте!

Гвалт стоял жуткий.

Драли глотки все – и мои воспитанники, и сотрудники базы. – Мы к вам со всей душой, а вы!? – А что вы тут все на нас тянете?! – Мы сироты, между прочим! – На полном государственном! Не обязаны батрачить!

Но база не сдаётся:

– Да хоть бы посуду за собой убирали, работнички! Натащите в комнату еды, а сожрать не можете! И тухнет под кроватями…

Зря старалась Тамара Трофимовна перекрыть общий ор. Все на взводе. Всем надо сказать своё слово. И никто не хочет слушать других. Очередь, конечно, никто не соблюдал. Тут к президиуму с большим трудом пробралась Татьяна Степановна – до сих пор она помалкивала, сидя в самой гуще ребятни. Кое-как утихомирились.

– У меня конкретное предложение. Применим тайное голосование.

– Лучше применить сторожевую собаку! – выкрикнул Огурец.

– Точно, кавказца, – вставил слово Бельчиков. – Кого не пожрёт, тот и останется.

Татьяна Степановна сделала вид, что не заметила этой выходки. Она продолжила:

– У меня вот тут списочки… Она пустила листочки по рядам.

– А что с ними делать? – выкрикнули из тусовки.

– Пусть каждый вычеркнет худших. Оставит надо только двадцать человек. А потом подведём итоги.

– А подписывать надо?

– Нет, не надо, это тайное голосование – списком.

.. Когда собрали вдвое сложенные листки, обнаружилось, что: каждый вычеркнул одну-единственную фамилию. Ни в одном списке вычеркнутые фамилии не повторялись, отличаясь ровно на одну фамилию. Это означало, что: каждый вычеркнул сам себя.

– Бунт на корабле, – сказала, подняв крутую бровь, Хозяйка.

– Так что же будем делать? – задала вопрос залу Татьяна Степановна?

– А нам по фигу! – дружно закричали наши воспитанники и толпой повалили из столовой, где и проходило собрание.

Остался, однако, президиум. И вот его постановлением из лагеря на грубое нарушение дисциплины исключали Кузю, Лису и Надюху – закопёрщиц дебоша. Поздно ночью дверь моей Голубятни резко распахнулась – от удара ногой отскочила хлипкая задвижка, жалобно звякнул об пол вырванный «с мясом» шпингалет. Я лежала на постели, вся полумёртвая от усталости, и едва уже не дремала. Вваливаются эти трое – исключённые сегодня из лагеря. Мои мальчишки спят крепко, хоть пляши – вряд ли проснутся.

– Ну что, поговорим-покурим? – предлагает мне «беломор» Надюха.

– Что вы! Здесь святые живут. Не пьют, не курят… – садясь на постель Медянки, говорит, оглаживая свои крутые формы, Лиса.

– Так за что нас выгнали? – спрашивает Кузя, глубоко затягиваясь и пуская сигаретный дым в потолок.

– Да, за что это, – поддакивает Лиса.

– Вот именно, – басит Надюха.

Я встаю, прохаживаюсь по комнате. Спокойно, спокойно…

– Девочки, вы, кажется, пьяные.

«Святая троица» разыгрывает возмущение:

– А что, нельзя уже?

– А вчера было можно.

– А что такого мы вам сделали?

Так они кричат и кричат, перебивая друг дружку. Рыжая чёлка Лисы прыгает от возмущения. Сама же Лиса сотрясается то ли от негодования, то ли от смеха.

Это уже становится похожим на какой-то дурдом…

– Спрашиваете – за что? А кто с Карамазами обокрал банкетный зал?

На эти мои слова они не сразу отвечают. Потом – с наглым укором:

– А вы могли бы заступиться. Вам же ведь и попадёт.

– Напились зачем?

– А что, только вам с Валерой угощаться?

– Да, и нам тоже иногда выпить хоцца.

– Раз с любовью никак.

– Ага, всех нормальных панацов распугала этими справками…

Я чувствовала, как начинает колоть под лопаткой, это опять сердце… Как неприятно делается в груди, не хватает дыхания… Села на стул, молчу. Девицы же, наоборот, пришли в неистовое движение, суетливо забегали по комнате… Стали возиться. Толкаясь не в шутку, с воплями падали на постели.

А те лежали мёртво – притворялись, что ли, спящими?

Но вот Кузя вспрыгнула на мою постель и стала бодро подскакивать на сетке до потолка. Моё присутствие, похоже, их ничуть не напрягало.

– Однако, – сказала я, стараясь быть построже, – прекрати, будь человеком. Мальчики спят, и я тоже устала. Да и хозяева спят, вы их разбудите, а им завтра рано на работу.

– А пусть все знают, какие у нас воспитатели! – говорит, очень зло, Кузя.