Маша Царева - Красотка для подиума

– Ну как? – вместо приветствия поинтересовалась она. – Как я и говорила, все тип-топ?

– Не совсем… Лизка, я сбежала.

– Что-о? – повысила она голос.

– Что слышала. Сбежала я, понятно?.. Не могу так больше.

– Как? – оторопела она. – Эй, Николаева… То есть как там тебя теперь… Алексеева, ты что, с дуба рухнула, что ли? Ты где находишься? Что случилось?

– Где нахожусь… Да неважно. Главное, что ничего не получится. Лизка, это заколдованный круг. Бег за блуждающим огоньком. Впереди всегда маячит приманка, но добраться до нее никогда не получится! – Мне стало так жалко саму себя, что к глазам моим подступили едкие слезы. Официантки с интересом на меня поглядывали – наверное, я говорила слишком громко.

– А ты случайно не пьяная? – подозрительно поинтересовалась Лизка.

– Увы, нет, – улыбнулась я, глядя в потолок и мелко моргая. Мне вовсе не хотелось разрыдаться на публике. Терпеть не могу, когда меня жалеют. – Хотя, наверное, мне не помешает выпить.

– Слушай сюда. Ты можешь приехать ко мне прямо сейчас? Или скажи свой адрес, я буду через полчаса!

– Привезешь бутылку текилы? – усмехнулась я.

– Обойдешься, – фыркнула Лизка, – нет уж, будем тебе вправлять мозги.

– Боюсь, что это бесполезно. – Я почувствовала, как крупная горячая слеза все же выкатилась из глаза и медленно поползла по моей напудренной щеке. Я аккуратно промокнула ее салфеткой. И попросила счет.

А еще через полчаса я сидела на продавленном диванчике в халупе, которую снимала Лизка. Я всегда удивлялась, как она может существовать в таких условиях – поскрипывающий пол, ободранные обои, желтые разводы на потолке, вечные сквозняки, – да не просто существовать, а со свойственным ей оптимизмом жить припеваючи. Лично у меня от одного взгляда на ее просиженные кресла и шатающиеся стулья начинается депрессия. Зато квартирка эта находится почти в самом центре, на Красных Воротах.

Лизка угощала меня слабозаваренным чаем и настрого запрещенными пряниками. А я рассказывала ей о том, что случилось со мной на конкурсе.

– Да уж, мистика, – покачала головой она, когда я наконец закончила, – но мне все же кажется, что это нервы. Мы не в сказке живем.

– Вот именно, – с грустным смешком подтвердила я, – в сказки я не верю давно. Однажды я оказалась в сказке, в Париже. Только меня быстро оттуда вытурили.

– Я имела в виду совсем не это, – Лизка отправила в рот очередной пряник, – не может же с тобой во второй раз повториться одна и та же история. Значит, стоит попробовать снова. Тем более что все ради этого и затевалось. Ты же пластическую операцию перенесла, дуреха. Неужели все зря?

– Сама не понимаю. Теперь мне кажется, что я и это свое лицо ненавижу.

– Начинается. – Лизка возвела глаза к буро-желтому, постоянно протекающему потолку. – Тебе надо отдохнуть, Николаева.

– Алексеева, – с усмешкой поправила я.

– Раздвоение личности, вот как это называется. Давай подберем тебе подходящий тур. На море или в Европу. Развеешься, отдохнешь.

– Лиз, это ничего не изменит. Я не хочу больше работать моделью. И я только сегодня это поняла… Мне всегда казалось, что я знаю, чего хочу. Всегда был какой-то график. А сейчас… Как будто бы мне и правда опять семнадцать.

– Тебе и есть семнадцать, согласно нашей легенде.

– Мне не семнадцать, – усмехнулась я, – на самом деле мне уже сто лет.

– Ага, двести, – хмыкнула она. – Чего же ты добиваешься, Николаева? Какая-то ты амеба. Как тогда, на конкурсе.

– Вот видишь. Ты сама это признаешь. Все идет по кругу.

– В Париже ты была совсем другой. В тебе такой огонь был, такая сила. Иначе я бы тебе не предложила подставить Еву. Силенок не хватило бы.

– Ты просто пытаешься меня приободрить. – Я потянулась за пряником, но Лизка хлопнула меня по руке:

– Моделям нельзя пряники жрать… Приободрить, говоришь? Да на кой ты мне сдалась!

– Ладно, не злись. Тебе-то что? Ты у нас не пропадешь… Я это с самого начала знала.

Она самодовольно усмехнулась. Я смотрела на нее и вспоминала, как шесть лет назад она восторженно примеряла золотое платье. Сейчас невозможно было вообразить, что Лизка была такой худенькой.

– А вот ты показалась мне переваренной лапшой, – призналась она, – бледная, угрюмая, все по углам жалась.

– Я боялась родителей, – улыбнулась я.

– А в итоге все получилось наоборот. Тебя пригласили в Париж, а я… – Лизка меланхолично смахнула крошки со стола. – Как вспомню свой второй приезд в Москву – мурашки по коже. Все эти мужики бесконечные. И полный беспросвет.