Роман Сенчин - Елтышевы

– Может, пропустим пойдем по стопарику? У меня взято.

Николай отказался.

Тяпов так и не вернулся. Его жена сперва ворчала про себя, а потом и обращаясь к Елтышевым:

– Куда его черти-то унесли? Вечно так – начнет и бросит.

Набрав по два ведра, пошли к стану. Георгий Степанович лежал рядом с «Москвичом» на сухой кочке. Рядом – пустая бутылка, объеденная, без корок, булка хлеба.

– Да что ж это такое?! – мгновенно обозлилась Тяпова. – Ты чего нажрался опять?! Идиот…

И, бросив ведра, – чудом они не опрокинулись, – стала трясти мужа, тянуть за волосы вверх. Георгий Степанович мычал и отмахивался.

– Ну пускай он спит! – не выдержала Валентина Викторовна. – Что уж теперь…

– У-уй, идиот несчастный. – И напоследок Тяпова ударила его кулаком по голове; Георгий Степанович повалился обратно на кочку.

Съездили в целом удачно. Каждый, не считая так и не протрезвевшего свата, набрал по четыре ведра. Вернулись в деревню еще засветло.

На следующее утро, только сели перебирать жимолость, снова появился Георгий Степанович. Бодрый, деятельный.

– Ну, чего решили?

– В смысле?

– Да с ней, – кивнул на ягоду.

– Перекрутим с сахаром.

– Да куда столько-то?! Литров десять в зиму за глаза хватит. Не картошка же… Повезли, Михайлыч, продадим. А? – Тяпов по-приятельски подтолкнул Николая. – Какая-никакая, а денежка.

Елтышевы запротестовали было, ехать торгашами на рынок казалось унизительно, но Тяпов продолжал убеждать и убедил. Все-таки триста рублей – это четыре мешка цемента…

Николай пошел выгонять машину. Валентина Викторовна надела свой выходной костюм.

…Потом, когда уже ничего нельзя было вернуть, изменить, она часто задумывалась, пытаясь определить, в какой момент началось это, не внешнее (внешне началось давно, с ареста Дениса), а внутреннее, сползание на дно жизни; когда моральные нити стали рваться одна за другой и недопустимое ранее стало допустимо и в итоге допустимо стало все?.. Да, чертой стал тот день. По крайней мере, для нее.

У Николая машина не завелась, и он, тыркая ключом зажигания, выскакивая из кабины, что-то поправляя, подчищая отверткой то ли в карбюраторе, то ли в стартере, громко, кажется, впервые не стесняясь посторонних, матерился. Потом появились Тяповы, узнали, что «Москвич» не заводится, решили ехать на автобусе. Валентина Викторовна увидела виноватые глаза мужа, сказала: «Что ж, я с ними». Обернула ведра наволочками, и побежали.

На остановке толпилось человек двадцать. В основном женщины с ведрами. Муж помог ей забраться в салон, чуть ли не через головы передал ягоду. Валентину Викторовну не возмущали ни тычки, ни грубости женщин, все происходило словно бы во сне.

В давке, оберегая каждая свои ведра, доехали до города. Только двери «ПАЗа» открылись – ринулись наперегонки на рынок.

Рынков в городе было несколько, но по традиции большинство жителей делали покупки на центральном – между автовокзалом и телецентром. Туда же стремились и торговцы.

Для частников были отведены несколько рядов железных прилавков. Зимой и ранней весной ряды эти пустовали или их занимали продавцы игрушек, носков, мелких электроприборов, а летом за каждый сантиметр прилавка шла настоящая битва. Ругались, заставляли уплотниться, стойко держали места для приятелей, старались занять пятачки с краю – чтоб товар видело большее количество возможных покупателей.

Валентина Викторовна оказалась на рынке с двумя ведрами в начале десятого – в то время, когда продавцы уже заняли все места, разложили попривлекательней товар, закрепились здесь до вечера. Стояли или сидели на раскладных стульчиках, ящиках, перекладывали пучки укропа, редиски, первые огурчики, прыскали на них водой из бутылок, чтоб блестели, вяло переругивались с несимпатичными соседями. Каждого новоприбывшего встречали дружным:

– Некуда тут! Некуда! Там ищите. – И неопределенно махали руками.

– Да как… – растерялась Валентина Викторовна, – куда?..

Помогла сватья, явно не впервой попадающая в такие ситуации, – повела за ряды прилавков.

Там длиннющей шеренгой выстроились продавцы даров дикой природы – у кого ведра с жимолостью, черникой, голубикой, смородиной, клубникой, грибами, у других – фанерные ящики на длинных ножках, на которых все то же, но выглядящее заманчивее. Торговали и оптом – ведрами, – и в розницу – стаканами, банками, на вес…

– Давай вот, – больно подтолкнула сватья Валентину Викторовну в брешь в шеренге; Елтышева на мгновение вспыхнула от такой бесцеремонности, но выражать негодование было некогда и как-то нелепо сейчас, здесь; втиснулись, поставили на асфальт ведра, сдернули уже местами пропитавшиеся темно-синим соком наволочки.