Чимаманда Адичи - Половина желтого солнца

– С приездом, мама, нно. – Оланна обняла мать. – Все хорошо?

Мать пожала плечами. На ней было красное покрывало из дорогой ткани, розовая блузка и черные лаковые туфли на плоской подошве.

– Все хорошо. – Она украдкой огляделась по сторонам – как в прошлый раз, когда тайком сунула Оланне конверт с деньгами. – Где он?

– Оденигбо? В доме, завтракает.

Мать провела Оланну на веранду, открыла сумочку и знаком велела Оланне заглянуть. Там сверкали, переливались украшения: кораллы, золото, серебро, драгоценные камни.

– Мама! Это еще что такое?!

– Я теперь никогда с ними не расстаюсь. А бриллианты у меня в лифчике, – зашептала мать. – Никто не знает, что творится на самом деле. Ходят слухи, что Умунначи вот-вот падет и федералы уже близко.

– Враг далеко. Наши отбросили его назад, к Нсукке.

– Но надолго ли?

Оланне не нравилась презрительная гримаска матери, ее шепот, чтобы не услышал Оденигбо. Не нужно ей сообщать, что они с Оденигбо намерены пожениться. В другой раз.

– Так или иначе, – продолжала мать, – мы с твоим отцом все решили и обо всем договорились. Нас довезут до Камеруна, оттуда полетим в Лондон. Едем с нигерийскими паспортами, в Камеруне неприятностей быть не должно. Хоть и с трудом, но мы все уже подготовили, оплатили четыре места. – Она тронула тюрбан, словно проверяя, не исчез ли он. – Отец поехал в Порт-Хар-корт, предупредить Кайнене.

При виде мольбы в глазах матери Оланну переполнила жалость. Ведь понятно, что ни Оланна, ни Кайнене в Англию не сбегут. И все же насколько в ее духе эта последняя, обреченная попытка – из самых лучших побуждений.

– Никуда я не поеду, ты же знаешь, – сказала Оланна мягко. – А вы с папой езжайте, раз вам так спокойнее. Я остаюсь с Оденигбо и Малышкой. Мы не пропадем. Через пару недель уезжаем в Умуахию, Оденигбо назначили в директорат. – Оланна прикинула, не сказать ли все же, что в Умуахии они поженятся, но решила промолчать. – Как только Нсукку отобьют, мы вернемся.

– А вдруг не отобьют? Вдруг война затянется надолго?

– Не затянется.

– Как могу я бросить детей и сбежать?

Но Оланна знала: бросит и сбежит.

– Все будет хорошо, мама.

Мать вытерла ладонью сухие глаза и достала из сумочки конверт.

– Письмо от Мухаммеда. Знакомый привез в Умунначи. Видимо, Мухаммед узнал, что из Нсукки все эвакуировались, и решил, что ты поехала в Умунначи. Прости, я распечатала, чтобы проверить, нет ли там чего опасного.

– Опасного? – удивилась Оланна. – Да что ты говоришь, мама!

– Мало ли. Он теперь враг.

Оланна покачала головой. Хорошо, что мама уезжает за границу и не придется иметь с ней дела до конца войны. Оланна не хотела читать письмо при матери, чтобы та не пыталась угадать по лицу ее мысли, – и все-таки не удержалась, достала из конверта единственный листок. Почерк Мухаммеда был под стать ему самому – изящный, аристократический, с прихотливыми завитушками. Мухаммед беспокоился, все ли у нее хорошо. Давал ей телефоны на случай, если понадобится помощь. Писал, что война – это безумие и скорей бы она кончилась. Писал, что любит ее.

– Слава богу, что ты за него не вышла, – сказала мать, глядя, как Оланна сворачивает письмо. – Представляешь, в каком бы ты оказалась положении?! О di egwu! [68]

Оланна не стала возражать. Мать в дом не зашла, чтобы не встречаться с Оденигбо, и вскоре уехала.

– Еще не поздно передумать, нне, четыре места оплачены, – сказала она, садясь в машину и прижимая к себе сумочку с драгоценностями.

Оланна не ожидала, что в Аббе так много народа. Мужчины и женщины стеклись на площадь, столпились вокруг векового дерева удала. Оденигбо рассказывал ей, как в детстве его вместе с другими мальчишками посылали подметать площадь, а они вместо работы дрались из-за упавших плодов удалы. Ни залезать на дерево, ни срывать плоды нельзя было из-за табу: удала принадлежала духам.

– Абба, kwenul – воскликнул дибиа Нвафор Агбада, чьи снадобья славились в здешних краях.

– Да! – загудела толпа.

– Абба, kwezuenu! [69]

– Да!

– Никогда Абба не покорялась врагу. Я сказал, никогда еще Абба не покорялась врагу. – Вокруг лысины у него торчали пучки седых волос, голос звенел, а посох сотрясался с каждым ударом о землю. – Мы не ищем распрей, но если распря найдет нас, мы победим. Никогда я не слыхал от своего отца о войне, которую мы проиграли бы, и мой отец никогда не слыхал о таком от своего отца. Мы никогда не бросим родную землю. Это запрет отцов. Никогда не уйдем мы с родной земли!