— А молиться ты не будешь? — спросила она.
— Ну… — я замялся. — Да, когда лягу в постель.
— Я хочу молиться сейчас, с тобой, — заявила она.
Мы опустились на колени рядышком, а дальше она говорила, а я слушал.
Я не раз бывал в церкви и слышал много разных молитв, но ни одна из них не походила на эту. Я не могу в точности вспомнить все, что она говорила, но первыми ее словами были: «Уважаемый мистер Бог, это Анна». Она разговаривала с мистером Богом так запросто, что по спине у меня пробежал холодок; мне вдруг показалось, что стоит оглянуться — и я увижу, как он стоит позади нас. Я помню ее слова: «Спасибо тебе за то, что позволил Финну любить меня», и поцелуй в щеку, но как добрался до постели — понятия не имею.
Я лежал в странной растерянности, пытаясь понять, что же именно так сильно зацепило меня. Поезда с грохотом и лязгом проносились мимо дома, вокруг фонаря клубился ночной туман. Прошел целый час, если не два, когда я услышал клацанье занавесочных колец и увидел в ногах кровати маленькую фигурку, озаренную светом, падающим из окна. Прошла минута, потом другая. Я уже думал, что она просто хотела убедиться, что все случившееся ей не приснилось, но тут она робко подошла к моему изголовью.
— Привет, Кроха, — сказал я.
— Можно я к тебе? — шепотом спросила она и, не дожидаясь моего «Если хочешь», забралась под одеяло, зарылась лицом мне в шею и беззвучно расплакалась, так что мне тут же стало тепло и мокро. Что тут было говорить? Поэтому я просто обнял ее. Я не думал, что смогу заснуть, но неожиданно заснул.
Меня разбудило приглушенное хихиканье. Анна хихикала у меня под боком, словно бесенок, а возле кровати стояла Кэрол, уже одетая и с чашкой чаю в руке. Разумеется, она тоже давилась от смеха. А ведь еще и двенадцати часов не прошло.
Следующие несколько недель мы всеми правдами и неправдами пытались выяснить у Анны, где же она живет. Наводящие вопросы, хитрости, ласковые увещевания — все было одинаково бесполезно. Судя по всему, она просто свалилась мне на голову с неба. Я уже был готов поверить в это, но куда более практичный Стэн наотрез отказывался принять такую версию событий. Единственное, в чем мы могли быть совершенно уверены, так это что «ни в какую гребаную полицайку она не пойдет». К тому времени мне уже казалось, что это была моя идея. Найдя орхидею, не станешь прятать ее в чулан. Не то чтобы мы что-то имели против копов: в те дни полицейские были чем-то вроде официальных друзей на должности — даже если они давали вам по уху перчаткой, набитой сушеными бобами, поймав на совершении чего-нибудь… забавного. Нет, солнечный зайчик в сундук не запрешь, как я уже говорил. А кроме того, нам всем хотелось, чтобы она осталась.
К тому времени Анна уже стала форменной любимицей всего квартала. Когда соседская ребятня играла в какие-нибудь игры, где нужна была команда, все хотели, чтобы Анна была непременно на их стороне. Она умела играть во все: в скакалку, четыре палочки, в волчок и в такие карточки, которыe вкладывают в сигаретные пачки. А с обручем и прутиком она вытворяла такое, что вам бы и в голову не пришло.
Наша улица длиной в двадцать домов являла собой Объединенные Нации в миниатюре: дети у нас водились всех мыслимых цветов, кроме, пожалуй, синих и зеленых. Это была хорошая улица. Денег ни у кого не было, но за все годы, что я там прожил, я не упомню, чтобы чьи-нибудь двери запирались в дневное время, да, если уж на то пошло, и большую часть ночи тоже. Это была отличная улица, жить на ней было хорошо, и нас окружали друзья, но через несколько недель после появления Анны и улица, и люди на ней расцвели, как лютики весной.
Даже наш одноглазый кот Босси и тот как-то присмирел. Это был боевой полосатый котяра с драными ушами, убежденный, что люди по природе своей низшие существа. Но под влиянием Анны он стал подолгу оставаться дома и очень скоро даже начал воспринимать ее как равную. Я мог часами стоять возле черного хода и, надрываясь, орать: «Босси! Босси!» — он бы даже не почесался откликнуться, но с Анной было совсем другое дело. Один только звук ее голоса — и он тут же материализовался у крыльца с идиотской ухмылкой на морде.
Босси представлял собой двенадцать фунтов [4] Почти пять с половиной килограммов.
злобного меха пополам с когтями: в доказательство этого у меня имелась внушительная коллекция шрамов. Продавец кошачьего корма обычно оставлял нам завернутые в газету мясные обрезки под дверью. Босси, как правило, прятался в темном коридоре или под лестницей, ожидая, когда кто-нибудь пойдет забирать мясо. Как только дверь открывалась, он вылетал, подобно мелкой зубастой и когтистой фурии, из своего убежища и с боями прокладывал себе путь к еде. Если от цели его отделяли человеческая нога или рука, он просто брал препятствие штурмом. Чтобы укротить его, Анне хватило одного дня. Сурово погрозив ему пальцем, она прочитала краткую лекцию о вреде обжорства и пользе терпения и хороших манер. После этого Босси в течение пяти минут поглощал свой обед кусочек за кусочком из рук Анны, вместо того чтобы, как обычно, заглотить его за тридцать секунд. Тем временем Патч прилежно практиковался в искусстве отбивания новых ритмических рисунков хвостом по полу.
Читать дальше