Питер Мейл - Год в Провансе

Устройство, так поразившее Роджера и его родителей, называется toilette à la Turque и представляет собой неглубокий фаянсовый поддон с дыркой посредине и двумя упорами для ног по бокам дырки. Изобретено оно турецким инженером, как принято считать, специально для того, чтобы доставить максимум неудобств тем, кто решит им воспользоваться, а французы, преследуя ту же цель, еще немного его усовершенствовали: добавили спускное устройство, извергающее воду с такой силой, что неподготовленный человек немедленно оказывается мокрым от ботинок до коленей. Избежать этого можно только двумя способами: первый — это отойти подальше к двери и уже с безопасного места дотянуться до спускного клапана, для чего требуются длинные руки и навыки акробата, а второй — это не спускать воду вообще. К сожалению, большинство посетителей выбирают именно этот способ. Чтобы еще больше усложнить задачу, в некоторых заведениях устанавливают энергосберегающие приспособления, очень любимые французами. В выключатель, почему-то всегда расположенный с наружной стороны двери, встраивается автоматический таймер, который через тридцать восемь секунд выключает в туалете свет и оставляет несчастного посетителя в полной темноте.

Как ни странно, туалеты à la Turque все еще производятся, и даже в самых современных кафе можно встретить подобную комнату ужасов. Но, когда я пожаловался на это месье Меникуччи, он тут же встал на защиту французского саноборудования и горячо заверил меня, что оно представлено унитазами такой красоты и эргономического совершенства, что даже американцы только разводят руками. Нам надо встретиться, предложил он, чтобы обсудить переоборудование двух туалетов в нашем доме. Богатством выбора он нас поразит, пообещал месье Меникуччи.

Он явился к нам с сумкой, набитой каталогами, и красиво разложил их все на каменном столе, отпуская при этом загадочные замечания о вертикальных и горизонтальных сливах. Выбор действительно оказался богатым, но все представленные образцы были агрессивно современными как по форме, так и по цвету: квадратные или круглые конструкции бордовых, оранжевых или изумрудных оттенков. А нам хотелось чего-нибудь простого и белого.

— C'est pas facile, [125] Это непросто (фр.). — вздохнул месье Меникуччи. В наши дни покупатели требуют новые цвета и формы, и это составная часть французской сантехнической революции. Дизайнеры отвергают традиционный белый. Недавно он, правда, видел одну модель, которая нам наверняка подойдет. Месье Меникуччи порылся в своих каталогах и отыскал то, что нам нужно.

— Voilà! La WC haute couture! — Он продемонстрировал нам страницу, на которой, освещенный, будто этрусская ваза, был сфотографирован унитаз от Пьера Кардена.

— Видите? — радовался месье Меникуччи. — На нем есть даже автограф Кардена.

Автограф действительно был, на самом верху — там, где ему ничто не грозило. Если не считать автографа, унитаз был идеален: красивой формы и при этом похожий на обычный туалет, а не на аквариум для золотой рыбки. Мы заказали два.

Неделей позже нам позвонил грустный Меникуччи и сообщил, что Дом Кардена снял наши унитазы с производства. Une catastrophe, но он продолжит поиски.

Еще через десять дней он появился у нас как триумфатор и, еще поднимаясь на крыльцо, потряс над головой каталогом.

— Опять haute couture! — кричал он. — Опять haute couture!

Карден отказался от производства оборудования для ванных комнат, но его место занял Курреж, который спроектировал очень похожий унитаз и был настолько скромен, что даже не оставил на нем автографа. Мы поздравили Меникуччи, и он на радостях позволил себе бокал кока-колы.

— Сегодня туалет, а завтра — центральное отопление, — произнес он, поднимая бокал, и, пока мы плавились от жары на солнцепеке, рассказал нам о том, как тепло будет в нашем доме зимой, а потом вкратце описал ход предстоящей кампании. Стены придется ломать, пыль будет везде, и шум пневматической дрели разгонит всех пчел и цикад. Но у всего этого имеется и одна положительная сторона, утешил нас Меникуччи: на несколько недель мы будем избавлены от гостей. Eh, oui.

До наступления обещанного периода уединения и одиночества нам предстояло принять еще одного гостя — человека настолько рассеянного и неловкого, настолько притягательного для разнообразных больших и малых несчастий, аварий и происшествий, что мы специально пригласили его накануне ремонта, надеясь, что грядущие августовские разрушения погребут под собой все последствия этого визита. Его звали Беннет, мы дружили с ним уже пятнадцать лет, и он сам со смехом признавался, что заслуживает звание Самого ужасного гостя в мире. Мы любили его, но немного боялись.