Лев Сокольников - Polska

Вот один из таких, коими в последнее время "доставал" друга:

— Будущее у людей умнее станет? — зачем вопрошал, когда ответ знал? Зачем искушал?

Где мой недавний "квартирант" сейчас? В каких измерениях и сферах обретается? Чем занят? И почему говорю "мой"? Знаю точно, что бесы не могут быть чьей-то собственностью, они свободны так, как никто из нас не бывает свободным — и говорю "мой"? Кому-то другому помогает "становиться на литературные ноги"? Мечтает чьими-то руками выдать новую порцию измышлений? Узнать бы: на какую тему, чтобы не повторяться?

Бес покинул, но много бесовского оставил. Оно и понятно: всякое наше общение с кем-либо, или с чем, как-то меняет и нас.

Общение с бесом закончилось, но дар понимать и анализировать увиденное и услышанное в пределах знаний — бес оставил. Одарил. Научил. Приохотил. Сделал жизнь лёгкой: всё, чего понять не могу по причине "малого багажа знаний и компетентности" — пропускаю вниманием и продолжаю жить далее.

Бес не любил непонятные слова вроде "компетентности" и много раз порывался создать "Партию борьбы за чистоту родного языка" под моим председательством. Несменным. Пожизненным. С хорошей оплатой.

Помнится, вроде бы и "программу действия" составил, но поскольку мы не нашли богатого покровителя ("спонсора"), который дал бы нам денег на создание партии, то все наши честолюбивые помыслы очистить родной язык от "интернационального" словесного мусора умерли в каждом по отдельности и в разное время.

Ах, а как бы я выглядел в парламенте! Уверен, что бес смог бы одолеть

"семипроцентный барьер" на выборах и протолкнуть меня в "высший законодательный орган страны". Но — "не судьба"!

Способности и таланты в каждом из нас необходимо подкреплять "жизненным опытом". Но и "жизненного опыта", как и навоз на огород, нужно завезти со стороны. Сидя на печи "жизненного опыта" не наберёшься. И на голом месте "жизненный опыт" не вырастает. Опыт — он и есть опыт: его может быть много, мало и "полное отсутствие". Бывает и так, что в нужный момент статьи "жизненного опыта" почему-то забываются. И сорт опыта может быть всякий. Даже и криминальный. Применение того, или иного "жизненного опыта" целиком зависит от характера владельца.

Совсем через малое время появилась ещё одна "версия" того, почему бес оставил меня: в воспоминаниях собрался пересечь границу отечества, а ему, как настоящему патриоту и любителю родины, покинуть её оказалось выше сил:

— Копайся в польских воспоминаниях без меня! — с этими словами сущность, к коей, как к утреннему кофе, привык за двенадцать лет общения, полностью избавила сознание от присутствия.

В первые минуты после "освобождения от оккупации" испугался:

"воспоминать и писать об отечестве, пусть и оккупированном, было намного проще, чем рассказывать о Польше… Не будет ли всё, что расскажу о пребывании в Польше, хуже прежних рассказов? Ведь в одиночку собираюсь писать? И почему друг не захотел прогуляться в Польшу? Не любит поляков, как многие из нас"?

А я люблю поляков, люблю немцев, но почему у них меж собой нет любви — не знаю. И спросить теперь некого. Так всегда: когда-то не интересовался подробностями отцовой работы на оккупантов, теперь жалею, что о многом не расспрашивал беса.

Правильно сказано: "что имеем — не жалеем, потерявши — плачем".

Хотя, думаю, польские женщины выходят за немецких мужчин без опасений произвести на свет что-то не то: раса-то одна!

Теперь никогда не узнать, почему компаньон отказался освежить воспоминания о моём пребывании в лагере польского города Люблина одноименного воеводства в сорок четвёртом году. Не дал пояснений. Не сказал и о причинах, кои удержали его от следования за пограничные полосатые столбы отечества.

Навсегда ли покинул, или на время — и об этом умолчал. Ушёл — и всё! Но оставил не насовсем: часто замечаю, что думаю и говорю "его категориями" и словами.

Нужно ли избавляться от остатков "бесовского наваждения" — пока не знаю. Впрочем, чего бояться, если всё идёт к завершению?

И ещё о друге: он был большим "моралистом". Кто такие "моралисты" и чем они отличаются от остальных — не знаю, но по слабости знаний звание "моралист" объясняю примитивно: это те, кто без "чтения моралей" кому придётся и часу прожить не могут. Второе объяснение: "люди высокой морали" — это до предела честные, умные, порядочные люди. Их и называют "людьми высокой морали".

Последнее упоминание о "нечистом" "не для печати": пожалуй, во мне сидел не бес, а хороший, добрый дух какого-нибудь писателя. Из тех, кто не реализовался в прежних жизнях. Или воюя, мечтал написать книгу о войне, но был убит в день победы. Не успел рассказать всего…