Вид мёртвых людей не испугал. Тело женщины и её дитя пролежало на полу изолятора дня два, и эти два дня, не менее трёх раз в день, я заглядывал в окно изолятора. Что-то непонятное тянуло глядеть на трупы. Происходило и другое: когда я смотрел на мёртвых, то из окна другой комнаты за мной наблюдала доктор Анна Ивановна. Так всегда бывает: когда мы чем-то интересуемся, то в такой момент кто-то может наблюдать и за нами. Закон.
Возможно, что моё любопытство и бесстрашие перед мёртвыми заинтересовало доктора Анну Ивановну.
Только когда сам состарился, то заинтересовался: почему очень старые люди не плачут ни на чьих похоронах? "Ревут и стонут" молодые, а старушки — нет! А чего плакать? Скоро и наша очередь наступит! По этой причине меня интересовали мёртвые? У меня был шанс превратиться в мёртвое тело? Возможно, что сам того не понимая, я "примеривал" смерть на себе? Готовился к тому, что мог и сам точно так же лежать на полу? Кто знает!
Сегодня думаю, что тогдашняя такая "тренировка" укрепила меня настолько, что вид мёртвого человека абсолютно не трогает меня и до настоящего времени. Не испытываю никаких эмоций при любой степени родства с усопшим. Возможно, что такое моё поведение — отклонения в психике, но желания исправить отклонения не испытываю. Да и поздно это делать. Если я с отклонениями прожил семь десятков лет, то прожить с ними ещё хотя бы десять не представляет большого труда.
Моё безразличие и отсутствие эмоций на смерть Анна Ивановна заметила, и я стал желанным гостем во врачебном кабинете. Что-то похожее на "родство душ" появилось между нами, но с небольшой разницей: она была пожилая и знающая своё дело врач, а я — не боящийся смерти мальчишка.
Я мог заходить в её кабинет без стука в любой момент работы. Она с пониманием относилась к лагерной скуке, и, наверное, ей мечталось, что белобрысый мальчик с торчащими ушами может стать в будущем светилом европейской медицины… западной медицины… если, конечно, уцелеет во всём этом ужасе со скромным названием "война". А чтобы он мог стать светилом медицины в будущем, то нужно сейчас его "приучать к реалиям текущей жизни". Тайное желание всех взрослых: они мечтают о любви детей к их профессиям.
Анна Ивановна, милый и добрый человек, скажите, ну что могло быть интересным для мальчишки восьми лет в вашем кабинете? Да, был один интересный случай в в твоём кабинете: однажды на приёме увидел на ногах посетительницы из перемещаемых сросшиеся пальцы! Это было так удивительно! В начале войны женщина получила ожоги ног, но, слава Богу! всё обошлось без гангрены, зажило, только вот пальцы срослись. Анна Ивановна предлагала женщине разделить пальцы, и, вспомнив её разговор с пациенткой через сорок лет, понял, что она была хирургом. Но женщина из перемещённых не согласилась:
— До лучших времён… Как после операции передвигаться-то буду?
Хочу честно признаться: медицинских задатков у меня нет от природы. Тогда я заглядывал в окно врачебного кабинета Анны Ивановны с улицы от скуки и безделья, но повторяю, она мне не запрещала присутствовать и в кабинете. Наблюдать с улицы было лучше: когда наступали страшные для меня моменты в её практике, то от окна я мог убежать, а из кабинета труднее было это сделать: уже тогда я не хотел, чтобы мои страхи видел кто-то другой. Это удивительно: мёртвых я не боялся, но не мог переносить медицинские действия над живыми. Жалко мне было живое! Однажды я видел, как она из-под кожи на лбу мужчины, из всё тех же перемещённых, Анна Ивановна вытянула что-то белое и длинное, как солитёр! Мужчина заорал благим матом, но не упал в обморок, устоял. Подготовка к операции началась в моём присутствии, но что-то меня заставило удалиться с места проведения операции, и её финал я наблюдал из окна. Откуда во мне уже тогда была такая хитрость? Мужчина после операции вышел из кабинета с забинтованной головой, и, придерживая правой рукой бинты, двинулся своим ходом в барак. Что это была за операция, что такое удалила Анна Ивановна из под кожи перемещённого — не знаю. Ясно было только одно: мужчина обращался за медицинской помощью сам? В кабинет Анны Ивановны он пришёл "на своих двоих", его никто под конвоем не приводил. Получил он помощь? Получил, ушёл живым точно таким же способом, как и пришёл: ногами. Можно операцию по удалению чего-то длинного и белого из-под кожи человека отнести к "медицинским экспериментам на заключённых"? Думаю, что "нет". Я их не видел.
Только в свои семьдесят почувствовал в себе: да, я бы мог врачевать, но почему не пошёл по дороге врачевания — кто знает?
Читать дальше