Лев Сокольников - Саркофаг

— Петер, ты — чурбан! — на что он отвечал:

— А ти есть палька дрофф! — Петер, милый и добрый Петер! Я не хотел тебя обидеть, меня забавляло твоё исполнение нашей вечной, русской истины о чурбане, но на "немецком" языке! Мне было приятно слышать изумительную смесь русского и немецких языков! Русский язык в исполнении этнического немца! Прелесть, музыка и полная твоя справедливость: их бин, яа, "палька дрофф", да, это так, согласен с тобой! Я любил тебя, Петер… но всё же вынудил вернуться на "историческую родину"! Петер, прости меня и возвращайся! Я не буду называть тебя "чурбаном" и ты не станешь отвечать, что и я не выше… Библии у них были в домах, а вот бидонов с брагой я что-то не видел…

Нынешние "настоящие" немцы, коих никогда не касалась "русская культура", репатриантов из России и Казахстана называют "потерянными душами" Без пояснений "для кого они потеряны"? Для себя? Нет: те немцы, что прожили в России триста лет, ничего не потеряли. Ни веру, ни язык, ни свои привычки. Наоборот, они получили такую "закалку" в России, которая ни одному немцу из тех, кто не покидал Фатерланд, и не снилась! Даже те старики, кто побывал в русском плену после "большой драки", навсегда делались другими, а что говорить о немцах, что прожили в России три сотни лет? Ничего!

Два русских немца не хотят уходить из моей памяти: Рейнгольд Мартин и Петер.

Не хочет расставаться память с селением поволжских немцев на Южном Урале. Мучает вопрос: все они вернулись на "историческую родину", Германию, или кто-то не захотел покидать Русскую Швейцарию? Как вы сегодня живёте в "родном отечестве", русские немцы? Вспоминаете убогое "житие свое" на Южном Урале? "Ностальжи" сердца ваши, хотя бы иногда, трогает?

Волнения о прошлом житие в России, сегодня, если верить утверждению "плохое быстро забывается", не должны трогать сердец ваших. Я так думаю. Сегодня у вас всё другое, высокая культура, кругом соотечественники и прошлое житие ваше приходит в сны кошмаром…

Глава 32. Южноуральская "Европа"

Сегодня веду разговор с собой о прошлом, пора, можно разговаривать о чём угодно и такой "разговор" повредить мою репутацию бессилен:

— Ну, почему бы областному киношному начальству не направить меня сразу после курсов в этот район, где у меня всё, вроде бы, пошло не хуже, чем у других!? Для чего нужно было загонять на "край Земли"?" — и даю себе ответ:

— Начальству всегда виднее, что делать и как обращаться с подчинёнными! Начальство никогда не ошибается: не направь оно тебя в самый отдалённый и глухой район, то, как бы ещё ты мог окунуться душой в красоту тех мест!? Запомни: красивыми места в отечестве твоём могут быть только "глухие"! Всякое изумительное место от нашего присутствия, безалаберного и равнодушного, через совсем малое время приходит в негодность. Гибнет!

Что, если бы на меня нашла фантазия специально мотаться по районам Южного Урала в поисках редких по красоте мест? Такое для меня было бы возможно? Нет. А тут вроде бы занят "делом", "окультуривает" жителей глухих мест Урала и сам одновременно получает красоту! Кто был тогда в "накладе": люди, коим я демонстрировал киночушь советского приготовления, или сам, когда природа тех мест волновала мою душу? ты "работал" и попутно, за пять месяцев "работы", навсегда "отравил" душу неземной красотой уральской! Память о сказке на всю жизнь осталась! Та красота больше, чем "первая любовь"! Сколько пользы получено!? Соображать нужно!

* * *

Счастье "киномеханическое" моё на новом месте длилось недолго и закончилось повесткой из военкомата. Всё так быстро прошло! И всего очень много!

Вернусь во времена, когда я, познав радость чтения, стал сверх меры зачитываться книгами из бедной школьной библиотеки. Библиотека была "лояльная": год с малым, как оккупация окончилась, откуда было новым советским книгам взяться? Просвещение моё происходило на примитивной лежанке из старых досок и подстилки из бросового тряпья. Что служило мне подушкой — не помню. Светильником моим была коптилка у изголовья, о ней я давал показания ранее. Читал лёжа. Самая вредная позиция для глаз. Но что такая позиция была вредной для глаз — выяснилось в пятом классе школы, теперь уже на Урале. Но какой бы вредной не была моя позиция при знакомстве с Книгой, она всё едино не смогла бы остановить меня в "продвижении к знаниям"!

Мать нагоняла страхи:

— Зачитаешься! — понятное по звучанию, необъяснимое по результату "зачитаешься" мать усиливала ясным и понятным: