Маша Трауб - Плохая мать

– Я главврачу пожалуюсь! Совсем распоясались!

– Что случилось? – устало спросила мама.

– Три дня прошу поменять простыню. Вон на каком рванье сплю. Попросила дать нормальную, без дырищи. А она мне такую же дает. Вот, посмотри. И как я должна на таком спать?

– Не нервничай. Не должна. Тебя выписали.

– Как – выписали? Когда? Почему? – Тетя Женя аж зашлась в крике. – И какой у меня диагноз? И почему сегодня, а не завтра?

– Давай до дома доедем. Хорошо?

Тетя Женя продолжала кричать. Мама собирала ее вещи, ловила такси, думая, что теперь делать и как себя вести.

– Ты меня хоть слышишь? Оля! Я к тебе обращаюсь! – кричала тетка и, видимо, уже давно. Мама не заметила, как они вошли в квартиру.

– Что?

– Я спрашиваю, что сказала врач? – раздраженно сказала тетя Женя.

– Перестань кричать, – резко ответила мама.

– Так что сказала врач? – переспросила тетка, но уже не на крике.

– Что ты здорова. Для тебя это новость?

Тетка не нашлась что ответить.

– Только моим не говори. Я сама. Когда приеду, – попросила она.

Тетя Женя, вернувшись, сказала дочери, что врач подтвердил старый диагноз – сосуды, нервы, давление...

Правда вскрылась после звонка Лизы.

– Теть Оль, маме опять плохо, – трагично сказала Лиза, – а после обследования еще хуже стало.

– С чего бы это? – искренне удивилась мама.

Лиза тогда поругалась с матерью на всю жизнь, выкрикнув, выплюнув ей в лицо про загубленную личную жизнь...

– Я тебя ненавижу! – кричала истерично Лиза. – Ты... ты... как ты могла? Будешь кровью харкать – не поверю! Будешь кричать от боли – не поверю! Подыхать будешь – не подойду.

Эти обещания Лиза выполнила.

Крайней и во всем виноватой осталась моя мама. Как она и предполагала.

– Почему она врала? – спросила я маму.

– Тетя Женя? Боялась остаться одна. Знала, что ни Аркадию, ни Лизке не нужна.

Гоша приехал к нам, как всегда, неожиданно. С Сашей, которому было года три. Странно, что он вообще нас застал в Москве – мы, как всегда, были на чемоданах. Мама открыла дверь и непроизвольно выругалась.

За то время, что они не виделись, Гоша превратился в другого человека – мужчину, у которого отняли душу, жизнь. Вообще все. Оставили пустую оболочку, которую не хотелось ни кормить, ни приводить в порядок. Оболочка дышала, смотрела, слышала, но совершенно не понимала, зачем она это делает.

– Что случилось? – спросила мама и полезла в шкаф за коньяком.

Гоша посмотрел сквозь нее.

– Случилось? – переспросил он. – Да, случилось.

Мама сварила кофе, поставила рюмки.

Саша был совсем не похож ни на отца, ни тем более на деда, в честь которого был назван. Копия мать. Не только внешне. Саша был такой уваленьмужичок. Он, думая, что никто не видит, распихал по карманам печенье и сидел с невинным видом.

– Саша, достань немедленно, – усталым голосом сказал Гоша, – сколько можно повторять – спроси разрешение и только потом бери.

Саша насупился, достал одну печенюшку и положил на стол.

– Ничего страшного, – махнула рукой мама.

– Он такой всегда, – тяжело вздохнул Гоша.

Саша цапнул выложенное печенье и убежал в коридор.

– Он ничего не запоминает. Очень плохая память, – стал рассказывать Гоша, – ему ничего не интересно. Ничем не могу его увлечь. У него пустые глаза. Совершенно.

– Он еще маленький...

– Вы понимаете, о чем я. Я – со средними способностями, а он вообще... ноль. Полный ноль. С Наташей ругаемся. Представляете, она говорит, что от чтения книг зрение портится, поэтому читать не обязательно. Как такое можно заявить, вы мне скажите?

Она ничего не видит. Думает, он нормальный, обычный ребенок. Но вы-то, теть Оль, видите? – продолжал Гоша. – Как вы думаете, может так быть, чтобы от нас ничего, а от тех – все? Представляете, он как Наташка, ничего не выбрасывает. Вот что это такое? Ладно, Наташка жила в нищете, но у Саши всегда все было, а он даже сломанные игрушки не отдает. Он станет алкоголиком и его шарахнет током в трансформаторной будке. Не знаю, что мне делать. Это так больно – признавать, что твой ребенок... Хорошо, что отец не видит...

– Ты бы не спешил с такими заявлениями.

– Я реалист. Мне вообще иногда кажется, что не я его отец.

Гоша уронил чашку на блюдце. Чашка разбилась, кофе разлился по скатерти.

– Черт, простите.

– Ничего, сейчас вытру.

Мама собирала осколки и видела, как Гоша баюкает свою руку.

– Что у тебя с рукой?

– Тремор. На нервной почве. Трясется. Не все время. Когда волнуюсь.