Маша Трауб - Плохая мать

Олег Иванович жену похоронил и... женился на Ирине Валерьевне. Она переехала к нему и даже ремонт не сделала. В той же духовке, куда покойница голову засунула, пироги пекла.

– А он? Как он мог позволить? – продолжала заламывать руки педагог по сольфеджио.

– Мужик. Что ты от него хочешь? Его кормят, в постель пускают. Чего еще надо? – отвечала хоровичка.

Соседи тоже посудачили да замолчали. Привыкли.

Моя мама понадобилась Ирине Валерьевне для оформления имущества. У Олега Ивановича была квартира на Большой земле, в которой жила его сестра. Ирина Валерьевна, мечтавшая вернуться на Большую землю, хотела узнать, можно ли ту сестру куда-нибудь выселить...

Она продолжала работать, но мыслями была уже там, на Большой земле, в Ленинграде, откуда был родом Олег Иванович. Поэтому на коллег смотрела другими глазами и с другого ракурса – свысока. Школа опять готовилась к концерту в ДК.

Хоровичка уже совсем не просыхала. Учительница по сольфеджио водила с нами хороводы и репетировала новую песню о Ленине. Она ее так пронзительно пела, что вся музыкалка замирала и обливалась слезами, веря, что Ленин всегда живой и что он всегда с тобой.

– Я вот, знаете, чего не пойму, – сказала она хоровичке, – как можно на той же плите готовить? Стоять и суп варить? Скажите мне – это нормально?

– Я не знаю... я уже ничего не знаю... – ответила хоровичка.

– А знаете, я, если честно, ее боюсь... – продолжала педагог по сольфеджио.

– Выпей, легче будет... – протянула ей сумочку хоровичка.

Наша коммуналка была идеальной по сравнению с остальными соседями – трехкомнатная квартира на троих. Одну комнату занимали мы с мамой, во второй жила Аня, в третьей – дядя Юра.

Аня была смешная. По ночам она тихо открывала дверь и на цыпочках прокрадывалась на кухню. Босиком. Тапочки держала в руках. Вставала на пороге и с громким победным криком: «Ага! Испугались? Стоять!» включала свет. Стоять должны были тараканы, которые разбегались по углам. Менее проворных она била тапками, орудуя двумя руками. После первого боя выключала свет, выходила в коридор и продолжала топать на месте, как будто уходила. Выжидала минут пять и вновь врывалась на кухню с теми же криками.

– Тихо, а то они услышат, – прижимала палец к губам Аня, если мама выходила в этот момент из комнаты.

Аня не только охотилась на тараканов, но и «занимала» продукты – холодильник был общий. Доставались продукты тяжело, поэтому мама проводила дознание.

– Анька, где курица? В морозилке лежала, – спрашивала мама.

– Какая курица? – таращила глаза та и торжественно заявляла: – Наверное, кто-то украл.

– Кто?

– Понятия не имею!!! Слушай, точно, я вспомнила, форточка была открыта.

– При чем тут форточка?

Разговор продолжать было бессмысленно – Аня никогда не признавалась. У меня она воровала шоколадные конфеты. Я даже специально оставляла одну на столе и выходила на секунду. Возвращалась – конфеты не было. Аня ее дожевывала.

– Где моя конфета? – спрашивала я.

– Не знаю, малыш, – отвечала она, сглатывая остатки.

Когда мама уезжала в командировки, за мной присматривала Аня. Хотя еще неизвестно, кто за кем присматривал.

Дядя Юра появлялся редко и ненадолго – его комната чаще всего стояла закрытой. Он был профессиональным вором. Приезжал из мест лишения свободы и сразу же отправлялся в ванную. Лежал там долго. Аня надевала красивое платье и делала прическу. Мама варила борщ. Я наливала чай в чашку, размешивала сахар и остужала – дядя Юра не любил горячий. Он выходил, садился за стол и ел. Все тоже сидели за столом, молчали и смотрели, как он ест. Это был такой ритуал.

А потом он грабил квартиру и опять отправлялся в тюрьму. Маме после «дела» всегда приносил бутылку ликера или вина из бара в ограбленной квартире, Ане – что-нибудь из косметики, а мне – конфеты или игрушку. Когда его уводили в наручниках, он гладил меня по голове и говорил: «Веди себя хорошо. Не хулигань». Я обещала. Аня каждый раз рыдала, заламывая руки, как будто уводили ее мужа.

– ...Ольчик, привет! – заскакивала к нам она. – Умоляю, давай кофейку попьем, очень надо!

– Ань, не до тебя сейчас. Я исковое пишу.

– Ольчик, пожалуйста!

С Анькой было бесполезно спорить. Мама доставала джезву, варила кофе, разливала по чашкам. Аня сидела за столом и торжественно отпивала несколько глотков. Молчала. Допивала, переворачивала и не мигая смотрела на расплывающееся по блюдцу озерцо.

– Ну, что там? – спрашивала она, когда мама брала чашку и рассматривала узоры на дне. – Говори мне все как есть!