Арина Веста - Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга

– Четыре тысячи километров, река Уча… – припомнила Тамира. – Я помню, он говорил об этой реке и маленькой заимке в тайге. Он там прожил лето…

День за днем «белый бык» бежал на восток, через Казань и Свердловск, и дальше на Краснокаменск и Енисейск. Они ночевали в придорожных гостиницах и снова стремительно летели навстречу солнцу. О прежней близости в избушке под Киржачом они, казалось, забыли. После дневных волнений и тряски колес их ночная ладья плавно покачивалась и по-прежнему плыла на восток. Спали поврозь, на разных кроватях, и всегда рядом с Тамирой лежала старинная сабля без ножен. Черный клинок стерег крепость их молчаливых обетов и клятв. Он плыл сквозь ночь, как стрелка компаса, как меч разделения между Тристаном и Изольдой.

Уральские горы и Енисейский кряж – каменные пояса-крепи на теле земном, два обруча золотого сибирского котла, где кипит земная мощь, копятся руды, зреют жар-камни и во чреве вечной мерзлоты нарождаются золотые росы. Там, от кипящих магм до ледяного космоса, простерта мировая Ось, и держат ее русы-остяки, люди Оси. Есть у них своя станица за Енисейским кряжем. Сибирские староверы называют ее на тунгусский лад – Солнцевым селением, потому что все, что там происходит, лучами расходится по лику земному.

День за днем томился старец Григорий в напрасных тревогах, заранее страшась и торопя встречу с Камой. Осторожно выспрашивал о ней приказчика, который каждый день поутру ставил самовар.

– Можно ли видеть Хозяйку? – спрашивал Распутин.

– Нельзя, брат, живи, отдыхай… – со вздохом отвечал приказчик.

– Меня в Питере цари дожидают, князья в очереди стоят, у подъезда просители день и ночь стерегут, так что же понапрасну время терять? – наступал Григорий.

– Нет никакой напрасности ни на Небе, ни на Земле, – степенно отвечал приказчик.

Покачивая облетевшей березкой, в горницу вошел Селифанушка, в петличке старенького армячка алел цветок шиповника. Должно быть, в эту ночь побывал старец на горе Афонской, за тысячи верст от Енисея, так что горняя роза увянуть не успела.

– Хоть ты мне ответь – где Хозяйка-то? – приступил к нему Распутин.

– В земле она, большего тебе никто здесь не скажет…

– В земле? Это как же понимать?

– Здесь по горам проходит Ось земная, здесь наивысшая сила дана Матери-Земле, от того и полярные сияния шапкой стоят. Ты глянь в окон це-то!

Распутин выглянул в окно на ясный закат и изумился радужному сиянию горизонта. Ни багровых, ни оранжевых, ни ярко-алых и охристых тонов, только сияние всех оттенков голубого и фиолетового.

– Дивно, – только и сумел вымолвить он. – Чистая благодать! Так сияет, что и не вымолвить!

– Ходил я, братик, от норвежских берегов до Усть-Цельмы, – продолжил Селифанушка, – от Соловков до персидских оазисов. Знакомы мне и лебединые пути, и плавни Ледовитого океана, и черные кольские камни, и дебри Беломорья, – и везде: в поморской ли избе, в зырянской землянке или закаспийском кишлаке – находил я души, связанные между собой клятвой о спасении мира, и держат они земную Ось своей правдою и молитвой. Ясны их очи, а речи полны мудрости, а другие только кланяются и шепчут: «Помолчим, брат!» И молчать с ними так сладко, как будто век с ними жил и будешь жить вечно!

Знаю я таких людей по всем землям от океана до океана, одни живут в горах, другие в лесу, есть и такие, что в миру вовсе не бывают, берут змей в руки, и птицы сидят у них на плечах и никуда не улетают. Все они – насельники незримого царства, Светлой Руси. Есть у них свои Цари – мужицкие Спасы, есть и Царица, здешние ее Камой зовут, что на языке изначальном означает Любовь. Вот и выходит, что Любовь крепит Ось земную. Великая она волшебница, – добавил приказчик. – Кудесит с бубном в руках. К охотникам выходит белой Оленихой, к старателям – Змейкой-Пераскеей.

– Мне бы хоть щукой говорящей, – в тоске взмолился Распутин.