Арина Веста - Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга

Вглядываясь в нечто над его головой, видимое только ей одной, Кама заговорила о будущем:

– Любовь спасет мир! – Кама закрыла свои мудрые, вещие очи. – Она царствует над миром, несмотря ни на что! Когда власть Любви превозможит любовь к Власти, на Земле наступит мир!

Красноярский край, наши дни

Маленький катер «Стриж» шел в низовья Енисея, обгоняя навигацию. Большие и малые суда еще стояли в зимних доках, и только отважный «утюжок» гладил против шерсти бунтующие волны Енисея.

В рулевой рубке крутил штурвал Лаврентий Малюта. За бортом плавали клочья морозного тумана, это проснувшаяся вода густо парила под студеными ветрами. Свинцовые волны гнали к океану остатки ледяного панциря.

Отвечая на злобу дня , Великий Инквизитор назначил себя еще и Великим Кормчим, и эта роль пришлась ему по душе. Ради экскурсии по сталинским местам ему пришлось отказаться от сопровождения, и целый взвод «Золотых псов» остался отлеживаться в Костино – в порту приписки суденышка.

Марей и Авенир второй час не поднимались из крошечной кают-компании. Качка за бортом не помешала им выставить на подвесной столик весь убойный арсенал, захваченный в туземном продмаге.

– Зря ты нас с Лаврентием кобью своей морочил. Нет ее, одна фигня! Коба – это грузинская транскрипция имени царя Кобада, последнего правителя из персидской династии Сасанидов, известного как сильный маг и вероломный правитель, – говорил Авенир, закусывая хариусом, пресным, как понедельник. – Кстати, этот Кобад и был первым царем-коммунистом! Поначалу он поддерживал восстание Маздака и призывал к чистой и справедливой жизни, а потом показал свое истинное лицо и враз покончил со всеми «магами», заманил их на пир и там повязал всех скопом!

– Кто выбирает имя, тот выбирает судьбу! – философски заметил Марей. – Уж кто-кто, а Иосиф Виссарионович это знал.

– Воссоединение с архетипом дает силу этого архетипа, – обсасывая плавничок, подтвердил Телепинус. – Коба глубоко вошел в роль этого царя-волшебника, что позволило ему занять ключевой, поистине царский пост в величайшем государстве мира! И никакой коби-с!

– Так-то оно так, – промурлыкал Марей. – Только вот, к примеру, ежели написать слово «Коба» латинскими буквами, то по-русски выйдет «Сова» – символ глубокой вдумчивой мудрости, свойственной вождю. А знаменитые сталинские ночные бдения? А советы и советская власть ? Все это уже было записано в имени «Коба»! А Кобь как раз и учит, как правильно разные тайные слова читать!

– Да ты же все задом наперед читаешь, да еще латинскими буквами! – удивился Телепинус.

– А ты как думаешь, почему в наших сказках Иван-дурак на кобылку задом наперед садится? А помнишь «Конек-горбунок»? А с чего все началось? С белой кобылицы! А чем закончилось? – Царствием мужицким! Потому Кобь еще зовется Царский путь, из бессознательного состояния – к Силе и Славе, предъявленной в сказке Царь-девицей.

– Ну, до Царь-девицы тебе, родной, еще ой как далеконько! – уязвил Марея Авенир. – А вот кобенишься ты много…

От жесткого удара по корпусу кораблика Марей скатился с полки, пухлый Телепинус усидел, но затрясся всеми складочками. Кораблик заметался, взбрыкивая кормой, как бычок на родео, и все вольное, не пристегнутое ремнями и не посаженное на цепь, запрыгало, взбунтовалось и встало на дыбы.

Марей и Авенир, толкаясь и матерясь, выскочили на палубу, здесь вовсю хлестал ливень. Припадая на левый борт, кораблик вращался по широкой дуге.

Перегнувшись через канат, Марей вгляделся в клубящийся туман за бортом и отпрянул: из воды на него взирало гигантское лицо с густыми усами и сердито сдвинутыми бровями. Буруны и толкунцы огибали титанический лик из серого гранита. По всей видимости, кораблик налетел на его выступающий из воды нос.

– Он, точно он! – завопил Марей.

– Да кто «он»? – провыл Телепинус, туман и брызги мешали ему рассмотреть призрачное лицо.

– Сталин! Е-мое!

– Всё приплыли… Разбились о Сталина! – констатировал Авенир.

– О-хо-хо… Он же здесь, на скале, над рекой стоял, и корабли ему хором гудели! А в шестьдесят первом его, бедолагу, даже взорвать поленились и тишком в Енисей скинули…

Марей стащил с головы папаху и вытер мокрое от ливня лицо.

– Опять ничего не понятно… Он же на самом дне лежал, – бормотал Марей, – и всплыть никак не мог, разве кто бухту осушил…

В рулевой рубке белый от напряжения Малюта пытался выправить штурвал, но сломанная рулевая стойка вихлялась и левый крен давил все сильнее. Под жалобные причитания Телепинуса, Малюта и Марей успели вытащить и надуть маленький резиновый ялик, и, прежде чем «Стриж» клюнул носом в енисейское дно, вымокшая экспедиция достигла берега. Здесь все еще виднелись остатки причала, но место казалось диким, давно заброшенным. Ливень кончился, но прибрежные камни успели обрасти прозрачной ледяной корой.