Гакт Камуи - Признание

Рядом с ними человек, похожий на тренера, в дикой и безрассудной манере подначивал народ. На своем родном языке он сказал что-то вроде: «Ты можешь выбрать, кого захочешь».

Я был опытным бойцом. Мог ли я валять дурака? Мы обменялись парой слов. Я взглянул на одного из парней и сказал:

— Я хочу драться с тобой. Будешь драться со мной?

В это мгновение толпа взревела.

— Тренер, давай!

Их глаза горели возбуждением.

— Я?

Глядя на их лица, он расстегнул свою робу и снял ее. Под ней оказалось гладкое черное тело без намека на жир. Он, определенно, был подходящим противником.

Неудивительно, что толпа так громко болела за него. Телосложение у него было потрясающее. Он ни в какое сравнение не шел с другими противниками.

Но, тем не менее, я не отступил. Я чувствовал, как странное напряжение нарастает во взволнованной толпе.

Я толком не знал правил. Удары руками и ногами запрещались. Мне объяснили, что единственный способ выиграть — это заставить противника коснуться земли лицом или плечом.

Это было довольно примитивное объяснение, но мне этого было достаточно. Чтобы понять, получиться у меня или нет, надо было попробовать. Я вызвал его на бой.

Но в первую же секунду боя он меня ударил.

— Ты же сказал, что бить нельзя!

И тут во мне произошла перемена. Дух борьбы, который спал во мне, проснулся.

В это мгновение я понял: я могу убить его. Это был момент осознания моей сущности, о которой я забыл, и я готов был свернуть ему шею. Его шея пульсировала под моей рукой. Судья и местные жители прибежали в панике и разжали мои руки.

Бой закончился. Хотя мне пообещали три раунда, меня остановили после одного.

Мой противник тоже был возбужден и взволнован. Когда он поднялся на ноги, он сказал:

— Давай драться еще!

— Ты с ума сошел? Ты же чуть не умер.

Я снова и снова пересматриваю видеозапись этого поединка.

Мой взгляд был страшен. В моем офисе сказали строго: «Мы не можем показывать это поклонникам!»

Как бы там ни было, теперь я убедился. Это была моя истинная сущность.

Я думал, что она давно погребена внутри меня. Не хочу сказать, что с таким фундаментом я был жестоким человеком, просто понемногу я высвобождал эту часть моей души.

В то время я не мог выразить то, что чувствовал, не мог добиться того, за что боролся, и то, что я делал, никуда не годилось. Чем дальше, тем хуже мне было от того, что мои слабая и агрессивная стороны не могли встретиться.

Когда мне было десять лет, я был средоточием агрессии.

Но, незаметно для себя, я полностью подавил свою агрессию.

Я был связан правилами — словно бы я сам посадил себя в свою внутреннюю тюрьму. Каждый раз, когда моя дикая природа вырывалась на свободу, я ее прятал; и в тот момент я чувствовал, что обуздал эту часть себя.

После боя глава деревни подошел ко мне и сказал:

— В этой далекой стране, на чужой земле, в присутствии многих зрителей, ты проявил свою силу, сделал шаг вперед и принял бой. Теперь эта сила передалась всем молодым людям, которые смотрели на твой бой. Спасибо тебе!

Вот так он думал. А я ответил:

— Именно так я и должен поступать, именно так я и должен драться, именно таким я и должен быть.

После того, как я вернулся с Мадагаскара, я сильно изменился. Я стал общительным. Для меня это было непривычно. Я стал осознавать, что вокруг меня есть другие люди.

Возможно, дело в том, что теперь, когда в напряженной ситуации я спрашиваю себя: «должен ли я действовать?» — я действую активней, чем раньше. И, если нужно, я готов был подраться с кем угодно — хотя бы даже и с другом. В любом случае, если причина действительно такова, то она пришла мне на ум сравнительно недавно.

Раньше я не только ограничивал свою жизнь, но и убивал себя, не будучи способен соединить в одном человеке необходимое и отвратительное. Это сказывалось и на моей жизни, и на том, чем я занимался. Теперь я стал более агрессивным.

Окружающие меня люди тоже стали меняться. После моего возвращения с Мадагаскара, благодаря какому-то загадочному повороту судьбы, я встретил множество разных людей. Сейчас меня окружают те, кого я называю своей «семьей», с кем я связан тесными отношениями.

Я думаю, то, что мы называем «судьбой», исходит от каждого человека и влечет нас по жизни.

Я изменился — значит, изменилась и моя судьба?

Я думаю так: когда сила мысли встречается с силой действия, рождается результат.

За свою семью [20] в качестве понятия «семья» Гакт использует выражение, которое также имеет значение «клан», например, у якудза. Отношения внутри этого «клана Гакта», судя по описанию, также скорее отношения внутри клана якудза, чем в семье, связанной родственными отношениями. я готов умереть.