Денис Драгунский - Плохой мальчик

– Ну и живи здесь! – закричала Света и хлопнула дверью. – Дурак такой же!

– Давай догоняй, – сказал Саша. – А то неудобно.

– Погоди, – сказал Дима. – Я хочу дорассказать. Напоследок.

Света в коридоре включила пылесос.

Мне было 12 лет. Я учился рисовать.

Художественная школа была на Кропоткинской.

Я ездил туда на троллейбусе номер 11. Смешно, потому что на одиннадцатом номере означало пешком.

Одиннадцатый троллейбус останавливался у сада Эрмитаж, ехал вниз по Петровке, поворачивал направо у Большого театра – и далее до Кропоткинских ворот, где дышал облаками пара бассейн «Москва». Там чуть правее, и следующая остановка после Дома ученых – моя.

Занятия начинались в четыре.

Ехать было примерно полчаса.

Я довольно часто опаздывал.

Бывало, еду и смотрю на часы – на столбах, разумеется. Своих у меня еще не было.

Троллейбус тащится по Волхонке. Время – без десяти четыре.

Еду и думаю: «Конечно, я понимаю, что я на самом деле опоздал. Потому что ехать еще минут пятнадцать. Но чисто формально я пока еще не опоздал…»

Нет, я не мечтал, что троллейбус вдруг помчится, как скорый поезд.

Но, с другой стороны, у меня еще десять минут в запасе.

Вот уже без пяти. Даже без трех. А пока только Музей имени Пушкина.

Все равно чисто формально пока еще все в порядке.

В художественной школе был один мальчик, который все время лез в драку. Не всерьез, не с кулаками, а так – толкался. Локтями, плечами или боком, как хоккеист. Подойдет и толкнет боком, довольно сильно.

– Ты что? – говорю. – Чего надо?

А он ржет:

– Хоккей, силовой прием, все по правилам! – И убегает.

Я умел драться. Не пихался, как обычно ребята делают, а сразу бил в зубы. Но во дворе. А в школе было неудобно – все-таки товарищ.

Вот еду я в троллейбусе и жалобно думаю: «‹Опять этот дурак толкаться будет., ну что за невезение, честное слово…»

И он меня уже в коридоре встречает и норовит пихнуть посильней.

Мне надоело, и я решил: еще раз пристанет – я ему врежу.

Еду в троллейбусе и думаю: «Вот попробуй только подойди, я тебе два передних сразу вышибу и по носу добавлю». И кулаки разминаю. Приезжаю, захожу в раздевалку. Он мне кивает и мимо проходит. По стенке. Стараясь не задеть.

В далекий маленький провинциальный городок по каким-то делам приехали два столичных жителя.

Поселились в самой лучшей гостинице, поужинали в гостиничном ресторане, вышли на площадь перед отелем.

Осень, вечер, стемнело. Два фонаря перед входом бледно освещают разбитый асфальт и единственное такси. Шофер дремлет, откинувшись на сиденье. Вдаль уходит пустая и темная улица. Манящих вывесок не видно. Народу никого. Окна в окрестных домах гаснут, одно за одним.

У дверей курит швейцар.

– Послушайте, – спрашивают они у швейцара. – А у вас тут какая-нибудь ночная жизнь есть?

– Чаво?

– Ночная жизнь есть в вашем городе?

– Ночная жизнь? Конечно, есть! – обрадованно говорит старик. – А как же! Ого! Ой-ой-ой! Еще какая! Ночная жизнь – это беспременно! Как же без ее, без ночной жизни-то? Есть, есть, как не быть!

– Ну, и где же она?

– У ей сегодня зубы болять…

Говорят, что проститутка продает свое тело. Просто – тело.

Это неправда. Просто тела не бывает. Разве что в морге. Да и то если это тело незнакомого человека. Да и то мы тут же начинаем фантазировать: «Бедный парень, не пожил…» Или что-то в этом роде.

Тело и душа вместе живут.

Поэтому проститутка продает себя целиком.

Причем скорее в душевной ипостаси, чем в телесной.

Потому что клиенту нужна не физиологическая разрядка, о, нет!

Ему нужна женщина. Партнерша.

Одному – униженная, покорная, жалкая, раздавленная. Которую можно давить и унижать дальше.

Другому – веселая, раскованная. Как бы любящая.

А кому-то – жестокая и наглая.

В любом случае – дающая чувство полноты существования. Пускай на короткое время и за деньги.

А как же иначе? Психотерапевт ведь тоже берет деньги. Он на короткое время играет роль ближайшего, интимного, задушевного друга (а в некоторых терапевтических техниках – даже роль родителя). Он принимает в себя все ваши беды и боли, все самые стыдные воспоминания и переживания. Он сочувствует. Родная мать не бывает такой понимающей и доброй, как хороший психотерапевт.

Терапевт говорит: «Рассказывайте, не стыдитесь, не бойтесь, я не буду осуждать, я не стану обижаться, смеяться, презирать, я все пойму…»