Антонов Петрович: Разорванный рубль

Раньше был моторный парень, бегал, как смазанный, а тут стал ходить шагом, как и остальные рядовые колхозники.

И неясных вопросов к председателю у него становилось все меньше.

Жила я тогда, как на угольях, и, глядя на застывшее лицо моего Раскладушки, была уверена, что он всех нас обманывает и усыпляет бдительность.

Но опасения оказались напрасными. Пастухов забыл про водку, стал дисциплинированным, исполнительным и тишел с каждым днем.

Разговоры про Груню подымать перестал. Будто выпала она у него из памяти. Дядя Леня тоже помалкивал.

Так это дело и затухло.

Крутое изменение характера Пастухова на первых порах насторожило и председателя. «Что это с ним — ровно воздух из него выпустили?» — спрашивал он и долго, опасливо смотрел вслед бригадиру.

За три года я хорошо изучила Ивана Степановича, но одного его поступка не могу понять и по сей день. Когда подошла пора жатвы, он неожиданно по своей инициативе вынес на правление вопрос о скоростной уборке хлебов.

Мы все помнили, что еще зимой Пастухов мечтал косить хлеб на повышенной скорости. Неудача прошлого года ничуть не огорчила его. Во-первых, поле было невыровненное, во-вторых, плохо посеяно — рожь росла холмами. На этот раз он предлагал применить безлафетную жатку на пневматиках. О том, как ее приспособить для скоростной работы, он вел длинные беседы с Ларисой, которая оказалась самой способной его ученицей.

К удивлению председателя, Пастухов на правление не пришел. Под предлогом мигрени он остался дома, а все бумаги передоверил Ларисе.

Хотя Лариса и была трактористом первого класса, но пастуховского чутья машины еще не достигла. Пока она объясняла правленцам, как увеличить стригущую скорость ножа и зачем нужен дополнительный щиток-отражатель, ее еще слушали с доверием, но как только стала советовать косить без мотовила, Зиновий Павлович до того огорчился, что ушел, а председатель сказал, что еще лучше снять вдобавок и колеса и вернуть все эти детали как излишний утиль на завод, к чертовой матери.

Лариса поругалась, поплакала и пошла к Пастухову.

Тот играл с Бугровым в «козла».

Выслушав, как ее подняли на смех, он сказал:

— В общем-то Иван Степанович рассуждает логично. Надо подождать, когда промышленность станет делать прицепные машины для скоростной работы. Тогда и возьмемся. А кустарничать в эпоху сплошной механизации смешно. Иван Степанович прав… Козыри крести…

Лариска вгорячах прибегла ко мне, сверкая зенками, рассказала все это и добавила:

— Ты на сельскохозяйственную выставку Раскладушку свези. Тебе за него медаль дадут!

Хотела было я ее поставить на место, но не стала. Без нее тошно.

Нападала на меня в то время серая тоска, накатывала приступами, и от разных мелких причин. Например, от ветра. Чем пуще ветер, тем сильней тоска. До того дошла, что одна дома сидеть боялась.

Ладно еще что подготовка к юбилею отвлекала меня и я забывалась немного. Подошло время украшать деревню, разукрашивать избы, готовить ночлег для гостей, отрабатывать выступления. Мать Ларисы, Анну Даниловну, которая была в тридцатом году секретарем комсомольской ячейки, уговорили поделиться воспоминаниями. Иван Степанович велел подготовить для нее текст. Хор должен обновить программу. Уборочная была трудоемкая, все, куда ни обернись, поспевало и созревало, молодежь маялась на полях и усадьбах, на спевки собиралась трудно. И постепенно и я вовсе забыла о своем подшефном.

Однажды он сам пришел ко мне на дом и подал бумагу.

Я спросила его, что это такое.

— Читай, — сказал он тихо.

Это было написанное по форме заявление.

«Настоящим я, В. Пастухов, прошу включить меня в хор колхоза «Светлый путь». В просьбе моей прошу не отказать. В. Пастухов».

Я, конечно, обрадовалась. Тем более два баритона женились и молодухи опасались отпускать их на спевки. Но когда наедине перечитала заявление, снова ни с того ни с сего накатила на меня тоска, да такая лютая, что я заснуть не могла, задыхалась, будто душил меня кто-то нездешний. Выходила на двор, ночной водой умывалась — ничего не помогало.

Дошло до того, что к Таисии Пашковой побегла, чтобы пошептала исцелительную молитву. Пашкова у нас хоть и кончила тракторные курсы, а верующая. Конечно, она оправдывается, что, мол, не в бога верит, а так, ради умиления молится, умиления жаждет, а я думаю так: раз молитвы шепчет — значит, верующая. Прибегла я к ней, она говорит: «Надо знать причину». Я объясняю про ветер и прочее — не верит. «Не хочешь, — говорит, — признаваться, какой мужик тоску нагоняет, ступай!»