Антонов Петрович - Разорванный рубль

— Не может быть, — сказал он и пошел глядеть рельсы.

Пастухов окунается в раздумье по самую макушку — ничего не видит и не слышит, хоть пали возле него из пушки. И когда, заметив машину Ивана Степановича, я ткнула его в спину, он даже не обернулся.

А председателев «Москвичок» возмущенно прыгал на ухабах, выруливал к нам.

Позабыв заглушить мотор и спотыкаясь от гнева, Иван Степанович подошел вплотную и спросил меня:

— Ну что с тобой делать? Он по самому краю ходит, и ты совместно с ним? Тебе какое дано задание? Тебе дано задание воспитывать, чтобы человек шагал в ногу с коллективом, претворял протоколы правления, а ты что делаешь? Не получается — откровенно признайся…

— Иван Степанович, — начал было Пастухов, но председатель его игнорировал.

— Может, нам от него вовсе отказаться, расписаться в собственной неспособности и передать в соответствующие организации, которые лучше могут работать с людями…

И надо же — как все-таки не везет нашему Раскладушке. В самую эту горячую минуту культиватор Чикунова напоролся то ли на камень, то ли еще на что… Не осилила сталь высокой скорости, прицепную серьгу, словно ножом, разрезало надвое.

На Пастухова авария не произвела никакого впечатления. Он только усмехнулся, глянув на растерянного Митьку, и снова обернулся к председателю:

— Иван Степанович…

— Ну что? Что Иван Степанович? — едва сдерживаясь, обернулся к нему председатель. — Что с тобой делать? Штраф на тебя накладывать? Или судить снова?

— Иван Степанович, — продолжал Пастухов, не повышая голоса. — Вы точно помните место, где попала под поезд Груня?

Сперва председатель не мог взять в толк, дурость это или насмешка, и с полминуты дико глядел на бригадира. В конце концов он решил, что Пастухов издевается, и схватил его за пиджак.

— На смех меня выставляешь? — гремел он. — На весь район выставляешь? Ну ладно!.. Хватит!.. Покамест передай дела Чикунову, а после разбираться будем.

— Чего вы обижаетесь? — спросил Пастухов огорченно. — Я только про Груню…

— Обижаюсь? — председатель распалился еще пуще и даже легонько встряхнул бригадира. — Я на тебя обижаюсь?

Не знаю, чем бы это все кончилось, если бы не подошел Игорь Тимофеевич. Иван Степанович отпустил Пастухова и накинулся на свежего человека:

— Вы, я слыхал, его тоже хвалите? А в районе смеются. «У них, — говорят, — на скоростях работают. Им запчастей не надо…» И срезали! Понимаете, срезали! Запчасти не дают! Из-за него не дают. Вот полюбуйтесь, что у них получается, — вот вам живой пример! — Он метнул взгляд в мою сторону, добавил: — А с тобой мы еще поговорим. При закрытых дверях… — и поволок Игоря Тимофеевича к искалеченному культиватору.

Пастухов поглядел им вслед и спросил тихо:

— Может, ты знаешь?

— Чего?

— Место, где Груня…

— На что тебе?

— Надо. Очень.

Он стоял бледный и задумчивый. Я поправила ему пиджак, взяла за руку и повела на насыпь.

Кругом было тихо, мирно. Пахло ромашкой и горячими шпалами. Покойно гудели телеграфные провода. Пилили сухую соломку кузнечики. На беленом столбике с номером «6» сидел грач и укладывал перышки.

— Вот здесь, — сказала я, вставши на рельс.

Пастухов открыл рот и хлопал глазами то в одну, то в другую сторону.

Я разъяснила, что Груню кинуло под откос согласно правилу сложения сил на семь метров восемьдесят пять сантиметров от головки рельса. Отмерила шагами место.

Пастухов осматривался, ровно спросонок.

Припомнилось, как мы бродили тут в лютый мороз, а я, зачерпывая снег в чесанки, вымеряла рулеткой по указанию товарища Бацуры расстояния для акта. На белом снегу все было видно, как на бумаге. Все детали отпечатались: как Груня упала, куда ее кинуло. Почтовая сумка зацепилась за пикетный столбик под номером «6». По сумке и опознали кто. Сумку Бацура велел свешать. Вес получился вместе с почтой три шестьсот. Вешали на безмене.

Гроб открыть не позволили. Дядя Леня спросил: «Все хоть тут?» — «Все, все, — сказали ему. — Будьте спокойны». И захоронили.

— Ничего понять не могу, — выслушав меня, сказал Пастухов. — Как же так получилось? Говорили, что она цеплялась на подъеме. Где же тут подъем? Тут — во все стороны ровно. Нулевой уклон.

Пришлось разъяснить, что Груня прыгала не здесь, а возле Закусихина, у Демкиной горки. Согласно экспертизе товарища Бацуры, в ту ночь она прыгнула на ходу и оступилась на скользкой приступочке. Поезд шел, а она висела, уцепившись руками за промороженные поручни, а тяжелая сумка, вес три шестьсот, тянула ее книзу.