Николай Фробениус - Другие места

– До того как появились карты, люди не знали, чего в их городе больше – улиц, пересекавших друг друга, или торговых площадей. Они не могли представить себе, как выглядит их город. Ты это знала? Они могли представить себе только землю. Видели только маленький кусочек земли. А в действительности все было иначе. Город продолжался и по другую сторону знакомого им пятачка, он расширялся, рос, становился все больше и больше. Или, к примеру, люди считали, что они живут в замечательном месте. И вдруг в один прекрасный день: эврика! Это болото.

– Какое счастье видеть тебя! – произнес слабый голос.

– То же самое, как ни крути, относится и к идентичности народа. В то время набор признаков, которыми люди отличались друг от друга, был не так уж велик. А сейчас, ты только подумай! Просто невероятно. Теперь множество признаков определяют, кто есть кто. Как в Реестре переписи населения. Или, на худой конец, в полиции. Фамилия. Имя. Дата рождения. Место рождения. Пол. Место проживания. Прежнее место проживания. Профессия. Прежняя профессия. Образование. Доход. Социальное положение. Родители. Профессия родителей. Их место проживания. И так далее и тому подобное.

– Я часто гадала, чем ты там занимался. Где же ты побывал?

– В шестнадцатом веке у нотариусов не было столько сведений о жителях города. Так, кое-что. Хорошо, если было известно имя человека и его ремесло. Например: Петер, мясник. И все. Где он жил? За церковью. Больше в книгах ничего не значилось. Ты это знала?

– Я тоже очень любила путешествовать. В молодости. Я путешествовала по Европе. Париж. Флоренция. Рим. Я была даже в Будапеште, ты это знал, Кристофер? Я тебе рассказывала о своей поездке в Будапешт?

– Тебе, наверное, скучно меня слушать? Ты не совсем здорова. Я утомил тебя. Я могу часами говорить об этом. О теме моего диплома. Картография в Марселе в шестнадцатом веке. Преподаватель сказал, что это интересная работа. Блестящая, сказал он. Он так чудно улыбался. Все считали его непредсказуемым, но вообще-то он был человек неплохой.

– Я много раз перечитывала твое письмо. Оно лежит в письменном столе.

Я обернулся и посмотрел на письменный стол у окна. Все слова вдруг иссякли, я не знал, что еще можно сказать. Она снова взяла мою руку и словно прикоснулась к моим обнаженным нервам.

– Я так рада видеть тебя, – сказала она, точно не слышала ни слова про картографию, Марсель и все прочее. Неожиданно у меня вырвалось:

– Неужели ты не знала? Что у него была вторая семья? В Хёнефоссе. Ты правда не знала об этом?

Она закрыла глаза, и мне показалось, что она погрузилась в скрытый под веками бассейн, до краев наполненный мыслями. Я сжал ее руку, подержал в своей.

Потом я услыхал тяжелое дыхание.

Пока она спала, я спустился в гостиную. Слышать это тяжелое дыхание было свыше моих сил.

На книжной полке, где раньше стоял телевизор, зияла пустота. Мама убрала его. Странно только, что его место так и осталось пустым. Как будто оно было зарезервировано для покойника, вроде пустого кресла, в которое никто не садится, потому что оно как бы ждет своего безвременно усопшего хозяина.

Я подошел к полкам и посмотрел на книги.

Больше всего здесь было романов Генри Джеймса. Год за годом мама трудилась над переводом его романов. Честно говоря, я думаю, что ее доконал именно Генри Джеймс. Его романы способны доконать кого угодно. Достаточно перевести один «Женский портрет»! Ничего удивительного, что она заболела.

«Женский портрет» считается великим шедевром Генри Джеймса. В нем много лишнего, такого, чего не должно быть в книге, и еще эти длиннющие фразы. Книги с длинными фразами – это в основном те, в которых писателю изменило чувство меры. Он заболтался. И болтает, страница за страницей. Он любуется собственным голосом. Без конца повторяется. И остановить это невозможно. Читать это чертовски трудно, и ведь там ничего не происходит. Только бесконечная болтовня о том, как люди выглядели или что они почувствовали, когда через грязное стекло увидели известную особу.

Я люблю книги с короткими фразами. По мне, чем короче, тем лучше. Мама изнемогла от этих длинных фраз Генри Джеймса. Они тянулись без остановки. Страница за страницей. Переплетались друг с другом. Их нельзя разделить. Они спутаны намертво.

Переведя три романа Джеймса, мама сдалась. Врач сказал, что для нее это вредно. Она перетрудилась. Слишком много слов. Слишком длинные фразы. Это шло уже в ущерб здоровью. Она оказалась слишком чувствительной. И нуждалась в отдыхе.