Кейтлин Даути - Когда дым застилает глаза - провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

Через десять минут я припарковала автомобиль и достала каталку. Казалось странным использовать большую каталку для взрослых с целью перевозки нескольких младенцев, но идти по коридорам с мертвыми детьми на руках мне тоже казалось неправильным. Я представляла себе, как я запнусь и уроню их, как занятая мама, которая взяла слишком много пакетов с продуктами, чтобы лишний раз не возвращаться к машине.

Следуя инструкциям Майка, я пришла на пост медсестер. Тогда мне еще было тяжело затрагивать тему смерти. Когда я встречаю новых людей, мне хочется улыбнуться и мило с ними поболтать, но так как цель моего визита состояла в том, чтобы забрать тела детей, улыбка казалась неуместной. «Как поживаете? Я пришла за трупами детей. Кстати, милочка, твои сережки просто сногсшибательны», – представляла я наш разговор. С другой стороны, если бы я склонила голову и пробормотала о цели своего прихода, то меня сочли бы жуткой девчонкой из похоронного бюро. Здесь нужно было определить золотую середину: быть радостной, но не слишком.

После того как медсестры удостоили меня своим вниманием и сочли, что мне можно доверить младенцев, охрана проводила меня в больничный морг. Моей сопровождающей была суровая женщина, которой была известна моя низменная цель. После того как я несколько раз врезалась в стену каталкой, мне все же удалось вкатить ее в лифт, и затем мы начали спускаться в морг.

Первый вопрос охранницы был вполне логичным:

– Для чего вам каталка?

– Понимаете, – пробормотала я. – Это, эм, чтобы забрать младенцев.

Ее ответ не заставил себя долго ждать:

– Другой мужчина всегда приносит картонные коробки. Где он?

Картонная коробка. Гениально, черт возьми. Очень удобный способ транспортировки нескольких детских тел. Почему Майк не сказал мне об этом? Я уже провалила задание.

Женщина отворила дверь морга, впустила меня и встала рядом, скрестив руки. Ее неприязнь ко мне была очевидна. Ряды одинаковых ячеек из нержавеющей стали не давали мне никакой подсказки о том, где могут находиться младенцы. Хотя мне было тяжело это сделать, мне пришлось спросить, где они прячутся.

– Вы не знаете? – последовал ответ. Она медленно подняла палец и указала на ячейку. Моя сопровождающая пристально наблюдала за мной, пока я по одному доставала детей и пристегивала их к каталке, что выглядело невероятно нелепо. Я тихонько молилась, чтобы фея смерти волшебным образом превратила каталку в картонную коробку или что-нибудь другое, лишь бы мне не пришлось везти по коридорам больницы формальдегидных младенцев на каталке, предназначенной для взрослых.

Я думала, что мне удастся ускользнуть с младенцами, низко склонив голову, но не потеряв достоинства. Однако охранница нанесла мне решающий удар: «Мадам, вам нужно это подписать». Взяла ли я с собой ручку? Нет, забыла.

Когда я увидела, что с кармана ее рубашки свисают несколько ручек, я спросила: «Могу ли я одолжить у вас ручку?» А затем последовал самый насмешливый и презрительный взгляд из всех, что когда-либо был направлен на меня. Создавалось впечатление, что я лично отняла жизнь у каждого ребенка без капли сожаления.

– Только когда вы снимете перчатки, – сказала она, смотря на мои руки, все еще облаченные в резиновые перчатки.

Честно говоря, я не уверена, что мне самой хотелось бы давать свою ручку (имеющую невероятную ценность в таких бюрократических учреждениях, как американские больницы) девчонке, которая только что держала в руках детские тела. Однако то, как она произнесла эти слова, позволило мне понять, насколько сильно эта женщина боялась смерти. Не имело никакого значения, сколько раз я ей улыбалась или бормотала извинения в стиле Хью Гранта [39], показывая, что на работе я новенькая. Она решила, что я грязная и извращенная. Служанка из преисподней. Ее не смущали обязанности охранницы больницы, но походы в морг были выше ее сил. Я сняла перчатки, подписала документы и вкатила младенцев в фургон.

Кремация детей практически ничем не отличалась от кремации взрослых. Мы делали ярлычки с их именами, если у них вообще были имена. Иногда мы писали просто «младенец Джонсон» или «младенец Санчез». Когда у детей были полные имена, сразу же становилось грустно, даже если они были ужасными. Имена показывают, насколько готовы были родители к их появлению на свет.

Нет механического приспособления, которое помогало бы аккуратно расположить тело ребенка в огненной камере, хотя для взрослых оно существует. Оператору кремационной печи приходится совершенствовать бросок: нужно научиться делать так, чтобы ребенок оказался прямо под основным пламенем, исходящим с потолка реторты. Нужно убедиться в том, что младенец приземлился строго в нужном месте. Немного практики, и вы станете в этом профессионалом.