Станислав Стратиев: Дикие пчелы

И он остался, но с большим трудом привыкал к дисциплине, к восьмичасовой работе у станка, к бездельникам в синих халатах, которые целыми днями только и делали, что расхаживали по цеху, засунув руки в карманы, лишь потому, что имели дипломы. Не мог он привыкнуть и к нотациям начальника цеха, который говорил о сознательности и тут же давал баю Минчо, лучшему токарю, левую работу, а затем делил с ним деньги.

И еще не известно, как бы сложилась его жизнь, если бы он не познакомился с Еленой, крановщицей из его цеха. Она проплывала в кабине своего крана у него над головой, и солнечные лучи, проникавшие через стеклянную крышу, освещали ее лицо особым светом. Девушка улыбалась ему сверху, остроумно отвечала на шутки, за словом, как говорится, в карман не лезла. Освещенная таким особым светом, она была похожа на ангела с бабушкиной иконы, которая висела в маленькой кухоньке. И однажды в столовой он сказал ей об этом.

– На ангела?.. – рассмеялась Елена. – Ты в своем уме?..

На следующий день он принес ей икону.

Елена сделала его мягче, добрее, сблизила с людьми из цеха, он стал спокойнее, терпимее с ней работа на заводе казалась ему вполне сносной, даже приятной. Благодаря Елене он не наделал глупостей, которые могли стоить ему трех-четырех лет жизни, – она вырвала его из компании, попавшей потом коллективно в тюрьму за кражу запчастей.

Ему было хорошо с этой худенькой, черноглазой девушкой. Она была первым человеком, поверившим в него. С Еленой он становился естественным, с ней все было просто, он чувствовал себя спокойно и уверенно.

Они встречались два года, затем поженились.

Жили у Елены, с ее больной матерью, за которой девушка ухаживала как за ребенком. Домик был старый, с одной-единственной комнатой, там стояла их кровать. Мать лежала в кухне, она не могла двигаться и целый день оставалась совсем одна.

Милко стал жить как все. Утром они с Еленой уходили на работу, обедали в столовой, после работы она бежала на базар и с полными сетками спешила домой. Готовила ужин, еду для матери на следующий день и садилась за учебники – она училась в вечернем техникуме. Учиться было трудно – много сил и времени отнимали работа, уход за матерью, заботы о Милко. Знания она накапливала медленно, как пчелка.

Милко после работы заходил к старым друзьям из своего квартала, в пивной «Македония» выпивал с ними рюмку водки. Они говорили о футболе, об игроках, о работе… Потом шел домой, ужинал с Еленой, смотрел телевизор, затем наступала ночь со скрипучей железной кроватью и заглядывающей в окно виноградной лозой.

Иногда они ходили в кино, реже – в театр, в субботу Милко отправлялся на футбол…

Сначала такая жизнь с ее покоем и мелкими заботами ему нравилась. Он побелил домик, заменил на крыше позеленевшую от времени черепицу, которая уже не спасала от дождей, поставил новый забор, ходил вечером встречать Елену из техникума…

Так они и жили. Каждый новый день был похож на предыдущий, как две капли воды. Дни сливались в недели, недели – в месяцы, и уже казалось, что это один большой, бесконечный день.

На заводе начались неприятности. Милко так и не научился называть черное белым, поругался с начальником цеха, на трамвайной остановке у завода подрался с бригадиром. Его перевели в другую бригаду… Там было то же самое – работу, которая была полегче и лучше оплачивалась, получали «свои» люди. Милко снова стал несдержанным, он никак не мог понять, что в жизни ничто не бывает только черным и только белым, что есть хорошее и есть плохое и что кулаки ничего не решают. Он зарабатывал немало, но и не много, на жизнь хватало, но не больше. Постепенно он снова возненавидел завод…

Как раз тогда пришла пора службы в армии, и он уехал в часть почти с радостью. Солдатская жизнь до известной степени была беззаботной, ни о чем думать не надо было, другие решали за него, что делать, он был сыт, одет, рядом скрипели и покачивались на волнах рыбацкие лодки. Служба его прошла на море: сотни тысяч шагов по волнолому, зимой и летом, под рокот волн, разбивающихся о камни, стремительно несущиеся катера и бескрайний простор зеленой воды.

Когда он вернулся из армии, тещи уже не было в маленькой кухоньке. Елена похудела еще больше, а ребенок, которого они ждали, не родился. С ним что-то случилось. О нем напоминали лишь темные круги под глазами жены, ее молчание долгими осенними вечерами.

После морских просторов и больших океанских кораблей их домик показался ему еще меньше, еще беднее. Осенние листья засыпали маленький двор. Забора уже не было видно за разросшимися рыжими кустами.