Владимир Соколовский - Уникум Потеряева

— Знаете… у вас не найдется пятисот тысяч… ненадолго… до завтра, буквально… послезавтра…

Женщина помолчала, понаклоняла голову в раздумье то в одну, то в другую сторону, и сказала:

— Отчего же не найдется. Может быть, вам надо больше?

«Хитер бобер!» — думала Набуркина.

— Да… давайте пятьсот семьдесят… — выдавил Валичка.

Тотчас деньги перекочевали в его карман. И тотчас он со всем возможным вниманием устремил глаза на нотариуса.

— Гм… — она замялась. — Видите ли… по поводу разговора в моем офисе, помните? Возникли некоторые соображения. И вот… тут есть у меня подруга… такой, знаете, как это… пикничок на обочине…

Измученное Валичкино тело тяжело ворохнулось в кресле. Выкатился и застыл кровавый белок глаза.

— Пикничок? — с интересом спросил он. — Это неплохая идея. Только бы мне заехать домой, отдать небольшой должок.

— Так в чем же дело! — нотариус ухватила его, вытащила из-за стола и повлекла за собою на улицу.

Еще в своей маленькой, кажущейся растерзанной после выноса аквариумов квартирке Валичка чувствовал себя неважно: ломило виски, шею, крутило живот, болел даже зуб. Но все-таки сейчас он знал, что это ненадолго. С Мелитой он объяснялся с помощью длинных, тягучих междометий и не задумывался (а где было взять для этого силы?) о том, откуда вдруг явилась на его жизненном горизонте эта проворная дама. По облику он напоминал небольшого, довольно упитанного карасика, вытянутого на солнцепек удачливым рыболовом. Мелита скромно сидела на табуреточке, оглядывала убогую обстановку, и поджимала губки.

Ровно в восемь раздался звонок: это неистовый ночной водитель явился за деньгами. Он тоже не терял днем даром времени, и обдумывал свои планы. В то, что этот слизень достанет и отдаст деньги, он не особенно верил. Начнет нахальничать, шуметь, качать права… Тем лучше. Тогда надо сказать сурово: «Ша, мужик. Включаю счетчик. Приеду через неделю, в это же время, и ты мне отдаешь лимон. Еще через три дня — пять. Еще через три — пятнадцать». Главное — сказать так, чтобы поверил. Надо уже начинать быть крутым парнишкой, хозяином жизни. Только не бояться, переть, как бульдозер. По газетам, разговорам — многие так начинают, и выходят в большие люди, и имеют большие деньги. «Зекс, мужик! За тобой будут приглядывать. Не вздумай обращаться в лягавку: там везде наши кенты. Замочим в тот же день. Делай, как сказано, если хочешь остаться живым». Это будет поединок, один на один: кто кого? Ну что может быть за спиной у такого хмыренка? Двое чумазых, вахлаков, что ловили по дороге машину? Да ну, это какая-то муть вообще, неходовая часть. А если этого запугать надежно, да тащить на счетчике хорошее время, можно дойти и до большого: переоформления квартиры! Дальше, покуда не успел опомниться — найти ребятишек, сунуть им пяток лимонов, и пусть девают его, куда хотят. Расходы по такому делу вряд ли будут большие, нынче жизнь человеческая дешева, как ничто. Вот такие были мысли. И хоть водитель «шестерки» не имел ранее дел с уголовщиной, и работал по вполне мирной специальности преподавателя черчения в строительном колледже, — они не ужасали его, не бросали в дрожь и трепет: ну, обычное же дело! Тоже ведь и его можно понять: дети растут, надо расширяться! Такая жизнь. А мы крутые парнишки.

Постников проковылял к двери, открыл ее и, суетясь, стал совать владельцу личного транспорта мелитины купюры, другой рукою пытаясь выхватить паспорт. «Нет, это мало! Мы договаривались на лимон!» — шофер пытался все же обуздать ситуацию. Но тут на эту возню кинулась Набуркина, и дело кончилось тем, что автомобилисту всучено было совсем не пятьсот, а всего тридцать восемь тысяч. Он вообще ушел бы без рубля, этот шофер, если бы Валичка не поспешил утихомирить разбушевавшуюся Мелиту, сразу основательно поставившую вопрос о правах, обязанностях и разных видах ответственности. «Жигулист» бежал от них обеих, оглядываясь в ужасе, уверенный, что еще немного — и его уличат, схватят, бросят в кутузку, полную отребья! Набуркина, однако, выглянув из окна, записала номер машины. «На всякий случай!» — объяснила она, возвращаясь в комнату к поникшему головой Валичке. Тот был обескуражен: его смущал бурный темперамент этой женщины. Он хоть и был законопослушен, но привык, чтобы дела решались полюбовно, без криков и ссылок на какие-то бумаги и документы. И даже подумал, не отказаться ли от предложенного пикничка на обочине, но теперь это уже казалось ему неудобным, — да и здоровье требовало.