Алексей Олин - Иисус говорит - peace!

Здороваться перестали.

Мезозойский состав исполнял ту же программу: “My darling”, “Take five”, “Georgia on my mind”… Музыканты путались и гнали порожняк. К джазу это не имело никакого отношения. Чистой воды порнография, натуральное издевательство над великими композициями прошлого. Все равно как навалить кучу в центре звездочки на Аллее Славы.

Посетители прикрывали рты ладошками и горлышками бутылок.

Мы закусывали водку дольками лимона, насаженными на зубочистки. Порядком надрались. Я уже не понимал, отчего так сильно морщится Курт: от лимона или Мезазоиных босанов. В голове шумело.

Иногда Волкова подбадривала своих дрейфующих лабухов:

– Соль! Фа! До диез!

На гитаре пилил новый фаворит – Саша Агафонов. Высокий длинноволосый блондин с лошадиным лицом и в кургузом пиджачке, под которым была застегнутая на все пуговицы белая рубашка. Обставился дорогущими примочками и теперь извлекал душераздирающие звуки, а еще время от времени его пробирал нотный понос.

– Это двести сороковые? – придуривался Курт. – Ух ты!

– Это уникальный мезостиль, – вторил я.

В общем, мы давили из себя желчь и дерьмо, снимая напряжение.

– Ненавижу ублюдочных педагогов!

– Ненавижу мезозойскую эру!

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

К нам примкнул добрый поэт и хороший гитарист Степа.

– Если такие умные, почему бедные?

– Не твое дело.

– Видели бы вы свои рожи со стороны. Не нравится?

– А тебе, – ехидно спросил Курт, – ндравица?!

– Почему не уходите?

Курт ответил нецензурно.

– Степ, ты чего хочешь? – спросил я.

– Поджемовать. С вами.

– Мы уже рас-фо-ку-си-ро-ва-ны.

Степа усмехнулся.

– Уссаться можно, – сказал Курт. – Я так и буду джемовать в дрянных кабаках до пенсии? Ура-ура! Смотрите на старого пердуна!

– Все от тебя зависит, – ответил Степа. – Ну так что? Поиграем? Я договорюсь.

– Это болото меня убивает!

– Хорош ныть. Мой принцип: работай, иначе скоро от тебя ничего не останется.

Курт зыркнул исподлобья:

– Сука! Только что-нибудь простенькое. Два аккорда максимум.

– Хочу фанк, – сказал Степа.

Курт придумал нецензурную рифму к слову фанк . Раздались вялые хлопки.

– Спасибо! – раскланивалась джаз-банда. – До свиданья.

– До свиданья, мой друг, до свиданья! – продекламировал Курт.

Через двадцать минут я сидел за барабанами. Курт и Степа строили принесенные из каморки гитары. Звукарь по прозвищу Сектор двигал рычажки на пульте.

Люди таращились. Из любопытного круга выбивался долговязый Агафонов.

Отстроив бас, Курт подошел к микрофону:

– Здравствуйте. Союзмультфильм представляет.

Затем выправил трусы из джинов.

Народ засвистел и загугукал. Курт сделал успокаивающий жест.

– Без пены, сладкие, без пены! – сказал он и повернулся ко мне: – Погнали!

И мы погнали. Народ зашевелился. Два аккорда превратились в мантру, и скоро мысли покинули меня. Есть ритм. Есть кач. Остальное – неважно. Нельзя думать, когда играешь музыку. Думать надо раньше…

Напоследок мы под радостные вопли дважды сыграли гимн всех времен и народов: “Knocking on heaven’s door”. Но Курт пел, не стараясь копировать Боба Дилана. Он – пел, как пел. И это было правильно.

Вылезая из-за барабанов, я увидел, что к микрофону пробирается Агафонов.

Степа нахмурился. Курт отошел в сторону и скрестил руки на груди.

Саша сгорбился над говорилкой, отчетливо произнес на весь зал:

– Неплохо, Курт, неплохо. Но – надо заниматься. По ритму плаваешь.

В баре стало тихо. А этот истерический смешок Мезозои был действительно громким. Степа выглядел растерянным. Я с тревогой посмотрел на Курта.

Он не изменил позы. Он сказал:

– Пошли отсюда.

– Куда?

– Не имеет значения. Прочь.

Народ расступился. Мы забрали куртки и вышли на улицу. Оба молчали.

Наконец Курт сказал:

– Здесь нет музыкантов. Здесь только ублюдки.

Я не ответил. Не знал, что говорить. Пауза была мерзкая. Видимо, Курт уже успел пожалеть о сказанном. Я бы точно пожалел.

– Давай к нам, – сказал он, хлопнув меня по плечу. – Думаю, что дорогая будет не против. Чего застыл?

– Думает он. Балаганов, вы – мыслитель?

Перед входом в бар полыхал охваченный осенней лихорадкой клен.

– Красные листья падают вниз, и их заметает снег…

Отличная песня. Мощный текст. Плевать на баги типа падают вниз .

Каждый вечер я выходил на променад. Представлял себя героем фильма, и в голове звучал грамотный саундтрек. Порой сворачивал с Невского на Лиговский и шагал до улицы Некрасова, которая мне почему-то была очень симпатична. Улица неширокая, на ней располагается множество всяких забегаловок полуподвальных; кроме того, она может похвастать каменной башкой Маяковского на столбе. Шел по левой стороне и на минутку останавливался напротив особенного для меня дома: разглядывал огромное окно, занавешенное красной тканью. Комнатная подсветка создавала магический эффект.