Алексей Олин - Иисус говорит - peace!

– А ты поэзию любишь, что ли? – спросила Алиса.

– Я стихи хорошие люблю. Теперь настоящие поэты почти вывелись. Потому что музыкальные тексты, пусть и такие мощные, как у БГ, Макаревича или Кормильцева из Наутилусов, – это все же не стихи. Бродский был, но умер. Стихов гениальных оставил достаточно, а подражателей – даже больше, чем твой Тарантино. Вывелись именно поэты. Пишут, пишут. Верлибрами разными друг в друга кидаются. Петушатся. А как припрет: сочиняют за штуку-другую баксов поганенькие памфлетики на заказ для политических партий… Хорошие стихи писать сложно! Не только в техническом плане. Чест-ным надо быть, абсолютно честным, чтобы это делать… Жить надо, как пишешь…

Алиса поморщилась.

– Ты щас говоришь, как моя тетушка говорила, когда у нее климакс начался.

Я закусил губу. Стало обидно. Но Алиса права. Та же высокопарная болтовня.

– Смотри, – дернула она меня за рукав. – Котяру вон под фонарем видишь?…

– Ну, вижу.

– Без “ну”. Тень от него клевая, да?

– Похожа на тень располневшего Бэтмэна.

Алиса пихнула меня в бок.

– Что?! – сказал я. – Она действительно похожа на тень располневшего Бэтмэна!

– Шутка, повторенная дважды, смешнее вдвойне?

Положительно мне симпатична эта девушка.

Мы опять повернули. А на концерте в “Фобосе” я лично не присутствовал.

Я увидел рыжее здание, затянутое целиком зеленой сетью: напоминало плесневую вуаль на конопатой невесте. Еще был синий заборчик с редкими промежутками, через которые следует попадать в разные помещения неформального типа. У одного такого промежутка толпились эмоподобные подростки. Ничто не ново под луной.

– Пришли, – констатировал я. – Трэш-бар.

– По сравнению с ними, – сказала Алиса, кивая на толпу подростков. – Ты уже выглядишь старпером.

– Да пошла ты, дура! – ласково сказал я.

– Сам пошел, идиотина! – не менее ласково ответила Алиса.

И мы двинулись вперед.

– Куда ты на красный прешь, дебилоид?! – заорал, высунувшись из вишневой “девятки”, мужик с густыми, как у Сталина, усами и запоздало бибикнул.

– Не ори.

– Че ты сказал?! – воинственно бросил мужик, но из машины вылезать не стал: поосторожничал. – Ты не вякай там!…

Видок у меня был тот еще: опухшее небритое лицо, воспаленные глаза, забинтованные пальцы торчат из рукавов плаща. Окружающий мир не вписывался в мое сознание. Я ограничился разгибанием среднего забинтованного пальца в его сторону. На светофоре уже вовсю горел зеленый. Мужик что-то продолжал кричать вслед, но я не слушал. И я думал, что было бы совсем неплохо, если бы он меня сбил. Проблемы, реальные и нереальные, перестанут тогда существовать. Наступит тишина.

Я бы погрузился в Море Спокойствия. Никакой тебе дружбы и любви. Ни-че-го.

Днями я бродил по опустевшим городским улицам. Часами сидел на набережной и смотрел, как хлопья снега кружатся, кружатся в стылом воздухе, падают в черную воду Волхова и исчезают. Ни-че-го. Алкоголь прекратил действовать. Пришла эта тупая ноющая боль. Я чувствовал, как сотрясается на виске жилка. Отзвук. Где-то внутри головы неутомимый кузнец бьет громадным молотом точно между полушариями: скоро они расколются надвое, будто половинки грецкого ореха. Скоро. Скорей бы…

Это была ломка. Наркотик по имени Полина закончился. И я был не в курсе, когда новая доза. И будет ли она вообще.

Как и всякий наркоман, я был готов унижаться и просить, стоя на коленях. Но никому мои колени не нужны. И деньги не нужны. А что? Что?!

…Я лежал на борозде между половинками дивана, куда набивается всякий сор вроде шелухи от семечек. За окном – кусочек грязно-фиолетового неба, черные ветки тополей и красные глаза телевышки. Может, мы с ней не стыкуемся по гороскопу? Я – Лев, она – Рыба. Что мы вместе? Вместе мы типа: морской лев. Ластоногое животное семейства ушастых тюленей. Не царь зверей.

Натягивал шерстяное одеяло без пододеяльника до подбородка и боролся с ненавистью к людям. Бороться выходило плохо. Еще бил озноб.

Потом небо стало грязно-голубым. Утро.

Я вздохнул, откинул одеяло. Встал. Ноги дрожали. По комнате гулял сквозняк. На термометре – минус два; снежная крупа на узких плечах сарайчиков. Пошел на кухню, где хрустнул упаковкой, извлекая капсулы аспирина с витамином С. Запил лекарство холодной водой из чайника – язык коснулся этой шершавости, накипи носика. Открыл холодильник. Оттуда пахнуло гнилью, лампочка не горела. Пощелкал включателем на стене: хрена лысого, нет света! Умываться придется в темноте.