Майкл Чабон - Вундеркинды

— Джеймс, зачем ты мне все это наговорил?

— Не знаю, — он вздохнул. — Правда, я не знаю. Извините. Пожалуйста, не заставляйте меня идти сними.

— Джеймс, они же твои родители.

— Нет, — он вскинул голову. — Они мне не родители. — Глаза Джеймса округлились. — Они мои бабушка и дедушка. Мои родители умерли.

— Бабушка и дедушка? — Я опустил крышку стульчака и уселся на унитаз. После упражнений на кладбище укушенная лодыжка снова начала ныть, а затхлая вода, по которой я шлепал, пробираясь на задний двор, испортила повязку Ирвина. — Я тебе не верю.

— Клянусь. У моего отца был собственный самолет. Мы на нем летали в Квебек. Он был родом из Канады. Честное слово. У нас был дом в районе Канадского плато. А однажды они полетели без меня. Самолет разбился. Правда, клянусь! Об этой катастрофе писали все газеты.

Я внимательно посмотрел на Джеймса. У него в глазах стояли слезы, на бледном лбу и возле висков проступила тонкая голубоватая сеточка сосудов. В голосе звучала неподдельная искренность.

— О катастрофе писали все газеты. — Я устало потер пальцами глаза, пытаясь вернуть своему взгляду былую проницательность.

— Мой отец был вице-президентом «Драво». Серьезно. Он дружил с Калигури [36] Ричард Калигури — бывший мэр Питсбурга. , ну и все такое. Моя мама тоже из известной семьи. Ее девичья фамилия Гуггенхайм [37] Соломон Гуггенхайм — крупный меценат, основатель художественного музея в Нью-Йорке. .

— Угу, помню. Читал в газетах. Лет пять-шесть назад.

Джеймс кивнул.

— Их самолет упал неподалеку от Скрэнтона, — сказал он.

Мне нечего было возразить.

— Прямо на окраине Карвела? — уточнил я.

Он пожал плечами и смущенно потупился:

— Да, наверное. Пожалуйста, не заставляйте меня идти с ними. Ладно? — Он почувствовал мою нерешительность. — Просто спуститесь вниз и скажите, что не смогли меня разбудить. Пожалуйста. Они уедут. На самом деле им все равно.

— Нет, Джеймс, им не все равно, — сказал я, хотя, честно говоря, мне показалось, их гораздо больше волновало, что о них подумает семейство Воршоу, чем благополучие их сына. Или внука.

— Они обращаются со мной как с буйнопомешанным. А она… она даже заставляет меня спать в подвале моего собственного дома! Это мой дом, профессор Трипп. Родители мне его завещали.

— Почему же тогда они назвались твоими родителями? Джеймс, какой в этом смысл?

— Они так сказали? — На лице Джеймса было написано искреннее удивление.

Я закатил глаза к потолку и прикусил губу, пытаясь восстановить детали разговора.

— М-м, да, вроде бы так и сказали. Но, вообще-то, я не помню.

— Ха, это что-то новенькое. О господи, вы даже не представляете — они такие обманщики. Не понимаю, как я мог дать миссис Воршоу их телефон?! Наверное, я был сильно пьян. — Он зябко поежился, хотя в ванной было тепло, даже душно. — Они ужасно холодные люди.

Я выпрямился на унитазе и внимательно вгляделся в его бледное и такое юное лицо с красивыми и одновременно неуловимо-размытыми чертами, всеми силами пытаясь поверить ему.

— Джеймс, что ты болтаешь? Этот человек твой отец. Вы же похожи как две капли воды.

Джеймс захлопал глазами и отвернулся. Помолчав секунду, он тяжело вздохнул и глубоко засунул руки в карманы своего «счастливого» плаща, способного отпугнуть любую удачу. Он снова посмотрел на меня — очень твердо и пристально — и произнес осипшим голосом:

— Похожи. И на это есть свои причины.

Я на мгновение задумался.

— Джеймс, — наконец сказал я, — выметайся отсюда.

— Поэтому она и ненавидит меня. Поэтому и заставляет спать в подвале, — он перешел на шепот, — в ужасной темной дыре.

— Ага, в ужасной дыре, — повторил я, зная, что он опять врет, — с крысами и пауками среди бочек с первоклассным амонтильядо [38] Выдержанный сухой херес. .

— Клянусь, — сказал Джеймс. Но он зашел слишком далеко и сам понимал, что увлекся. Его взгляд был устремлен в пол, и на этот раз он не поднял глаза. Эти двое внизу могли быть только его родителями и никем больше; даже если Аманда не говорила мне, что она его мама, то уж в разговоре с Айрин она точно назвалась матерью Джеймса. Я поднялся на ноги и решительно тряхнул головой:

— Все, Джеймс, хватит. Мне надоело слушать твои россказни.

Я взял его за локоть и подтолкнул к выходу. Он молча прошел по коридору и начал медленно спускаться по лестнице. Внизу я передал его в руки поджидавших родственников.

— Ты только посмотри на себя, — воскликнула Аманда, когда мы появились в гостиной. — Какой позор.