Катарина Масетти - Семейная могила

И все равно я снова чувствовал себя холостяком. Только хуже. Потому что теперь я знал, что теряю.

Если бы кто-то мне сказал об этом в день нашей свадьбы, я бы рассмеялась ему в лицо. Да чтобы мы с Бенни?!.

Чтобы мы стали друг другу совершенно чужими людьми?

Мы, прошедшие огонь, воду и медные трубы, перепрыгнувшие через столько канав, преодолевшие столько заборов! Мы, изучившие друг друга, как свои пять пальцев, которые столько смеялись вместе и растили двух обожаемых детей? Мы, которые чуть было друг друга не потеряли и поняли, что жизнь порознь лишена всякого смысла?!

Сейчас же, уложив детей, мы молча усаживались на диван смотреть какую-нибудь дребедень, обычно скучную, по крайней мере, для одного из нас — я тупо пялилась в экран во время его хоккейных матчей и детективов, а он клевал носом под все остальное. В конце концов один из нас начинал зевать и со словами: «Ну что ж, пора и на боковую» — брел в ванную чистить зубы. Спать мы не перестали, но все происходило поспешно и неловко, как правило, ближе к утру, когда мы случайно натыкались друг на друга в постели.

Представить себе, что когда-то мы сидели долгими пятничными вечерами и хихикали над «Рябиновым листком», было сложно. Нам даже не о чем было поговорить. Мне казалось, я уже сто раз слышала все его местные байки, а его вечное нытье и жалобы на правительство и руководство Евросоюза нагоняли на меня скуку. Одно упоминание слова «крестьяне» вызывало у меня рвотный рефлекс. «Крестьяне у нас всегда между молотом и наковальней!» «А расплачиваться-то за это крестьянам!» «Вечно все на крестьян валят!» «И куда только смотрит Союз работников сельского хозяйства?!» При этом не то чтобы я с ним не соглашалась, но меня раздражало, что я служила ему бачком, куда он сливал все свое недовольство, даже не задумываясь, в силах ли я это выслушивать или нет. Просто принимал это как должное.

Бенни мог часами трепаться про то, как понизилась окупаемость и как скоро все полетит к чертям, хотя на самом деле и мысли такой не допускал. Я же, считавшая, что через двадцать лет шведские фермеры исчезнут как класс, даже заикнуться об этом не смела, это была запретная тема.

В те же редкие разы, когда я пыталась пожаловаться на свою работу — например, после очередной стычки с Лилиан, — он тут же начинал зевать, косился на спортивный раздел в газете и отделывался ничего не значащими замечаниями вроде: «Ну ты ей там покажи!»

Так что со временем я привыкла звонить Мэрте, когда мне хотелось выговориться. Бенни же все это время с кислой миной ходил кругами вокруг телефона и шипел: «Сколько можно трепаться, а вдруг нам кто-то пытается дозвониться?!» Он считал, что я должна предоставить свои уши в его распоряжение, заняв привычное место в углу дивана, вместо того чтобы трепаться с другими.

Заинтересовать его какими-либо вычитанными, услышанными или увиденными событиями культурной жизни было немыслимо. В такие моменты он строил из себя тупого фермера: «Нурен? Нурен? Это кто-то из Управления сельского хозяйства, да?»

Иногда ко мне забегала Вайолет с толстенной пачкой прочитанных женских журналов — в знак благодарности за то, что время от времени я приносила ей детские книжки для Курта-Ингвара. Из писем читательниц следовало, что большинство женщин жалуются на своих мужей по одному и тому же поводу. Он рассказывает о своих делах — она слушает и сочувствует. Она пытается заговорить о своих — он идет в гараж. Но до чего же неприятно осознавать себя частью общего социокультурного феномена! Ведь у нас с Бенни все должно быть по-другому!

В сентябре мы пошли на крайние меры — видимо, слишком устали от одиночества и испугались, что теряем друг друга. Решили провести четырехдневный отпуск без детей после осенней страды. Нильса мы оставили на Бенгта-Йорана с Вайолет, а Арвида — с Мэртой и Магнусом. Бенни смотался в город и приобрел по дешевке турпутевку на солнечный берег Испании. Его, видимо, подкупили слова «солнечный берег», хотя рассчитывать на солнце в Европе в конце октября не приходится. Первые два дня шел проливной дождь, а оставшиеся два стоял непроглядный туман. Мы пытались гулять по побережью в наших летних нарядах, с опаской пробуя воду пальцами ног, а испанцы пробегали мимо в куртках, окидывая нас недоуменными взглядами. И вообще курорт Коста-дель-Соль показался мне довольно тоскливым местом, каким-то засиженным и захоженным многолетними толпами туристов.