Сергей Жигалов - Бродячие собаки

«Она не сделает ему плохо, — успокаивал он себя. — Вовка вчера тоже спасал ее. И она должна была почувствовать. Он просто открыл ей дверь предбанника, и она побежала… Пошел за ней, хотел вернуть…»

Завязнув в снегу, он остановился, давясь ледяным воздухом. «… Я должен его найти до того, как наступит рассвет. Иначе он погибнет от стужи…»

Через сутки, взбадривая себя крепким кофе, дежурные группы ведущих телеканалов Парижа, Берлина, Лондона заполночь готовили срочные сюжеты о трагедии любви и жестокости, разыгравшейся в средней полосе России в степном селе с трудно переводимым названием «Благодатовка» — «Blagodatowka».

Запойный телеоператоришка из службы новостей одного из телеканалов Самары в одночасье получит годовую зарплату, продав кассету с отснятым об этой драме сюжетом за три тысячи американских долларов. Через спутники связи эти кадры облетят планету. При виде их, смывая макияж, потекут слезы по прекрасному лицу тогда еще живой английской принцессы Дианы. Уже выходя из раздевалки в сером костюме для верховой езды и голубой жокейской шапочке, мать будущего короля бросит взгляд на телеэкран и застынет, привалясь плечом к косяку двери.

Всемирно известная ролями в кино и собачьими приютами французская актриса, глядя на эти кадры, вульгарно выругается и швырнет в экран огрызком пирожного…

Информацию передадут все крупнейшие агентства мира: ЮПИ, Франс Пресс, Рейтер, Ассшиэйтпресс, Интерфакс… Эту историю расскажут газеты…

Человечество содрогнется как от удара электрическим током… Но те же сотни миллионов людей в Европе, на других континентах никогда не узнают об истоках этой драмы. Как большой пожар схватывается от ломкой осиновой спички, так и эта история начиналась шесть лет назад, всего навсего с пропажи восточносибирской лайки в холмах за селом с труднопроизносимым по английски названием «Blagodatowka».

В пропаже любимой собаки егерь Венька Егоров винил тетеревов, жену, табунок косуль, выскочивший из кустов на взгорке… и даже небесную канцелярию. Стоял март. До свету егерь вышел во двор. Взъерошенный солнечными лучами снег за ночь смерзся и хрустел под ногами. Послышалось, будто в дальних холмах за речкой пару раз взбулькнул тетерев.

Это петушиное чуффыканье отзвонкнулось в Венькином сердце ребячьей радостью. Будто ему косачи слали вешнюю весточку с обтаявших бугров: «Мы живы. Нас не задушила лисица, не побил сокол. Мы не окочурились под ледяной коркой в снежных лунках. Нам хватило в трескучие морозы березовых почек. Чуф-ф-фа-ах!..»

В вольере повизгивала, скребла сетку-рабицу рыжая восточносибирская лайка по кличке Ласка. Статная, остромордая, с умными ореховыми глазами, в белых носочках и с белым жабо на груди Ласка слыла красавицей. Взгляд знатока не нашел бы изъянов в слегка удлиненном мускулистом корпусе, глубокой грудной клетке с округлыми ребрами, развитом крупе, длинных конечностях с хорошо выраженными углами скакательных суставов. Банкиры, приезжавшие зимой на охоту, предлагали ему за лайку «Жигули» седьмой модели.

Венька открыл вольер, Ласка рыжей молнией выметнулась на снег, околесила двор, прыгнула хозяину на грудь.

Собачья радость передалась и егерю. Сильное тридцатилетнее тело просило движения. Захотелось вот так же скакать по двору, валяться у забора в снегу.

Сдерживая себя, Венька степенно собрался. Взял карабин, патроны, нож, термос. Выходя, на пороге кухни столкнулся с Танчурой. Жена, сонная, в запахнутом халате, удивленно округлила глаза:

— Куда эт-т ты в такую ранищу?

— Сбегаю, на бугры погляжу. Вчера под вечер кто-то там стрелял.

— Не лень тебе.

Лыжи сами скользили по насту. Над холмами вставало солнце, слепило глаза. Чудно взблескивал пластинчатый иней на поникших метелках полыни, на кустах, ледяными искрами сыпался с берез. Эта первозданная белизна, не изрытая, не загаженная, как в селе, веселила душу егеря. Каждый следок, накоп, царапина говорили о жизни таинственной и простой. Вот под березой темнеет в снегу вмятинка от упавшего с верхушки кома снега. Ворона ли ястреб сел вчера на ветку и сбил снег. На косогоре меж редких кустов вьются тропы заячьих следов. Тут ушастые справляли свои подлунные свадьбы…

Ласка тычется носом в заячьи следы, мелькает в кустах, возвращается с вываленным языком, улыбка во всю лисью мордашку, глаза блестят: «Ну-у, косые, обнаглели… Чего встал, хозяин, давай хоть одного спымаем… а!?»