Дэннис Лехэйн - Таинственная река

— Да ты что, Джимми? — взвился Вэл. — Ну уж нет! Давай доводи все до конца. Никак этот кусок дерьма тебя разжалобил? Послушай…

— Закрой свою помойку, Вэл, — оборвал его Джимми; его белая ладонь мелькнула в черноте ночи. — Я оставил тебе отлаженное дело, когда загремел в тюрягу, а ты пустил все коту под хвост. Я оставил тебе все, а тебя хватило лишь на то, чтобы стать беспределыщиком и отморозком, да продавать эту чертову наркоту? И ты, Вэл, лезешь давать мне советы? Ты хоть подумай, твоего ли ума это дело.

Вэл отвернулся, в сердцах с размаху пнул ногой траву и что-то торопливо забубнил себе под нос.

— Так скажи мне, Дэйв. Только не корми меня снова этими сказками про совратителя детей, потому что сегодня вечером я не расположен слушать сказки. Договорились? Скажи мне правду. Если ты снова начнешь врать, я просто вспорю тебя этим ножом.

Джимми сделал несколько вздохов. Он держал зажатый в руке нож перед самым лицом Дэйва, потом опустил его вниз, заткнул за поясной ремень над правым бедром и во всю ширь развел руки.

— Дэйв, я оставлю тебя в живых. Только скажи мне, почему ты убил ее. Ты отправишься за решетку. Пойми, я сейчас не шучу и не морочу тебе голову. Ты останешься в живых. Ты будешь продолжать дышать.

Дэйв почувствовал себя настолько облагодетельствованным, что пожелал вслух поблагодарить Бога. Ему захотелось обнять Джимми. Еще тридцать секунд назад он не чувствовал ничего, кроме беспросветности, безысходности, отчаяния. Он готов был пасть на колени и молить, причитая: я не хочу умирать. Я не готов к смерти, я готов жить по-новому. Я не думаю, что есть небеса. Я не думаю, что они сияющие. Я думаю, что в бесконечном туннеле, ведущем в никуда, темно и холодно. Как в твоей дыре в планете, Джимми. И я не хочу попадать в никуда и пребывать там в одиночестве; попадать на годы в никуда, а дальше… столетия холода, холодной густоты, в которой будет плавать мое одинокое сердце… одинокое, одинокое, одинокое сердце.

Теперь-то он сможет жить. Если соврет. Если он стиснет зубы, пересилит себя и скажет Джимми то, что он хочет услышать. Его изругают. Возможно, даже изобьют. Но он останется жить. Он прочитал это в глазах Джимми. Джимми никогда не врал. Волки сгинули, и сейчас перед ним стоял человек с ножом, которому надо было довести дело до логического конца, человек, на которого давил груз незнания истины, убивающийся по своей дочери, к которой он уже никогда не сможет даже прикоснуться.

Я вернусь домой, вернусь к тебе, Селеста. Мы вместе начнем новую хорошую жизнь. Обязательно начнем. Тем более, я обещаю, что больше врать не буду. И никаких тайн. Но мне все-таки кажется, что я должен соврать тебе в последний раз, обрушить на тебя свою самую худшую, самую страшную ложь, потому что я не могу сказать тебе правду о самом страшном событии в моей жизни. Пусть уж он лучше думает, что я убил его дочь, чем узнает причину, которая толкнула меня на убийство этого педофила. Это хорошая, добрая ложь, Селеста. Она вернет нас обоих к жизни.

— Ну так говори, — потребовал Джимми.

Дэйв заговорил, стараясь, чтобы рассказ его был как можно более близким к реалиям того вечера.

— В тот вечер, когда я увидел ее в «Макгилл-баре», я понял о чем я мечтал.

— И о чем же? — сморщившись, спросил хриплым голосом Джимми.

— О молодости, — ответил Дэйв.

Джимми опустил голову и потупился.

— Я не помню, чтобы в моей жизни была молодость, — продолжал Дэйв. — А Кейти стала как бы воплощением этой мечты, и я, похоже, попросту потерял голову.

То, что он рассказал, как раз и решило его судьбу, разорвав на части сердце Джимми, но Дэйв так стремился попасть домой, встретиться с семьей, возродиться; и если ради этого надо было пойти на то, что от него требовалось, то он готов. Он хотел, чтобы все было так, как надо. Ну а через год, когда настоящий убийца будет, по всей вероятности, пойман и осужден, Джимми поймет, почему Дэйв пожертвовал собой.

— Какая-то часть меня, — сказал Дэйв, — так никогда и не выбралась из той самой машины, Джим. Как ты сам об этом сказал. Какой-то другой Дэйв вернулся домой в одежде прежнего Дэйва, но под прежней одеждой уже не было прежнего Дэйва. Дэйв все еще сидит в том самом подвале. Ты понимаешь?

Джимми молча кивнул, а когда поднял голову, Дэйв увидел, что его влажные, светящиеся глаза полны сострадания, может быть даже и любви.

— Так это и была твоя мечта? — шепотом спросил Джимми.

— Да, это была мечта, — ответил Дэйв и почувствовал холод, вдруг разлившийся сначала по животу, а потом — и по всему телу. Сперва Дэйв подумал, что это, наверное, от голода и пустоты в желудке, содержимое которого несколько минут назад оказалось в Таинственной реке. Но это был другой холод, такого холода он еще никогда в жизни не ощущал. Леденящий холод. Такой холод, что он обжигал.