Дэннис Лехэйн - Таинственная река

Тогда-то он впервые приблизился к Кейти настолько, чтобы осмелиться вступить с ней в разговор. Господи! Почти год прошел с тех пор! Иногда ему кажется, что прошло уже десять лет, хороших лет, а иногда прошедший год кажется ему одной минутой . Кейти Маркус. Он, конечно же, слышал о ней; все в округе знали Кейти. Она была очень красивой. Но по-настоящему ее знали только несколько человек. А виной всему была красота; она отпугивает и заставляет вас держаться на расстоянии. В жизни не так, как в кино, где камера, показывая красоту, как бы приглашает вас приобщиться к ней. В реальной жизни красота — это что-то вроде забора, за который вас не допускают.

Но Кейти… с того самого первого дня, когда она прошла мимо с Бобби О'Доннеллом, а потом он оставил ее на строительной площадке, а сам с несколькими парнями помчался на другой конец города по какому-то неотложному делу. Они оставили Кейти и как будто забыли о том, что она была с ними, — с того самого первого дня она стала для него необходимой и привычной; она, как напарник, ходила вместе с Бренданом чинить крыши. Она знала, из какой он семьи, и однажды спросила:

— Брендан, а как получилось, что такой хороший мальчик, как ты, стал работать на Бобби О'Доннелла?

Брендан… Это слово слетало с ее губ так легко, как будто она целыми днями только его и произносила, а Брендан, стоя на коленях на краешке крыши и слыша свое имя, чуть не падал в обморок. В обморок! Без понта и показухи. Вот что она делала с ним.

А завтра, как только она позвонит, они уйдут отсюда. Уйдут вместе. Уйдут навсегда.

Брендан, лежа на спине в кровати, смотрел на луну, проплывающую над ним, и мысленно видел на ней лицо Кейти. Он знал, что заснуть ему не придется. Из-за сильного возбуждения. И вот он лежал здесь, а Кейти, улыбаясь, проплывала над ним, а глаза ее, сияя в темноте, смотрели в его глаза.

В тот же вечер после работы Джимми Маркус пил пиво со своим шурином, Кевином Сэваджем, в пивной «Уоррен Теп»; они, сидя у окна, наблюдали, как мальчишки играют в уличный хоккей. Мальчишек было шестеро, и, несмотря на сгущавшиеся сумерки, в которых уже трудно было разглядеть их лица, они продолжали игру. Пивная «Уоррен Теп» располагалась в глубине квартала на той стороне улицы, где раньше была база для забоя скота, и теперь, когда транспорт здесь не появлялся, это место было очень удобным для игры в уличный хоккей, но только в дневное время, поскольку уличное освещение не работало с незапамятных времен.

Кевин был хорошим собутыльником, поскольку не отличался многословием, впрочем, как и сам Джимми, поэтому они сидели, потягивая пиво и слушая шарканье и топот резиновых подошв, удары деревянных клюшек, внезапный звон металла, когда плотный резиновый мяч попадал в колпаки колес стоявших вблизи автомобилей.

Дожив до тридцати шести лет, Джимми Маркус полюбил проводить свои субботние вечера в тишине. Его уже не тянуло в шумные многолюдные бары и ему больше не хотелось слушать пьяные исповеди. Тринадцать лет назад он вышел из тюрьмы; у него магазин на углу, дом, жена и три дочери, и он убежден в том, что из взбалмошного мальчишки превратился в рассудительного мужчину, который проявляет осмотрительность при каждом шаге, сделанном на жизненном пути — пиво потягивает не торопясь; совершает утренние прогулки; за бейсбольными матчами следит по радио.

Он сидел и смотрел на улицу. Четверо мальчишек, видимо, наигравшись, разошлись по домам, но двое еще оставались на улице и почти в полной темноте пинали мяч. Джимми ничего не стоило погнать их по домам, но он не мог налюбоваться той избыточной энергией, с которой мальчишки носились по полю и колотили клюшками по мячу.

Эта необузданная энергия должна найти какое-то применение. Когда сам Джимми был ребенком — да пока, черт возьми, ему не исполнилось двадцать три года — такого рода энергия двигала всем, что он делал. А потом… потом надо было просто научиться где-то ее хранить, полагал он. Иными словами, припрятать.

Его старшая дочь Кейти как раз и решала сейчас эту проблему. Девятнадцать лет, красивая, все ее гормоны, что называется, в полной боевой готовности, все в ней кипит. Но недавно он подметил, что в поведении и манерах дочери появилась какая-то грациозность. В чем причина, он не знал — у некоторых девушек грациозность перерастала в женственность, у других манеры, свойственные девушкам, сохранялись на протяжении всей жизни — но миролюбие и даже безмятежность появились в характере Кейти буквально в одночасье.