Дэннис Лехэйн - Таинственная река

И вот она пришла в ту самую комнату, в которой прошлой ночью видела, как Джимми прижимал к лицу подушку Кейти, вдыхая ее запах, и тогда она открыла окна, чтобы проветрить комнату, казалось, насквозь пропитанную стойким запахом утраты. В глубине шкафа она нашла платье, спрятанное в чехол на застежке-молнии, вынула его оттуда и на мгновение присела на кровать. Снаружи доносились звуки и шум улицы — хлопанье автомобильными дверцами, гудки машин, приглушенный говор людей и шарканье ног по тротуару, шипение открываемых дверей на автобусной остановке на углу Кресенд-стрит, — а Селеста смотрела на фотографию Кейти с отцом, стоящую на ночном столике. Фотография была давнишняя; Кейти, сидя на плечах отца, улыбалась, демонстрируя корректирующие пластины, надетые ортодонтом ей на зубы. Джимми, держа руками ее лодыжки, смотрел прямо в камеру с беззаботной, открытой улыбкой, способной удивить человека, мало знающего Джимми и считающего его замкнутым, поскольку такая улыбка говорила явно об обратном.

Она взяла фотографию, чтобы убрать ее с ночного столика, когда до нее снизу донесся голос Дэйва:

— Опять вы.

Она так и осталась сидеть, слушая разговор Дэйва с полицейскими; сердце и душа ее при этом обмирали все сильнее и сильнее, а затем, когда Дэйв перешел через улицу, чтобы купить сигарет для Аннабет, она услышала разговор Шона Девайна с напарником.

В течение нескольких секунд с ней творилось что-то невообразимое: ее чуть не вырвало прямо на голубое платье Кейти. Она делала частые и глубокие вдохи, но все равно задыхалась; горло сдавило, как петлей; содержимое желудка, казалось, кипело. Она перегнулась пополам, стараясь подавить подступающую тошноту. Нечеловеческими усилиями она справилась с этим внезапным припадком, однако несколько отрывистых сухих хрипов вырвались из ее горла — хрипы, но, слава Богу, не рвота. И вот все, кажется, прошло.

Тошнота, однако, не отступила. Рот был забит липкой слюной, а ее мозг как будто жгли раскаленные угли, насыпанные под черепную крышку. Она вся горела, какая-то непонятная злоба закипала у нее внутри, глаза заволокло полупрозрачным туманом, острая боль, пронизавшая пах, отдавалась в голове.

Она лежала на кровати, слушая, как Шон с напарником преодолевали ступени, и мысленно обращалась к всевышнему с мольбой поразить ее ударом молнии, обрушить на нее потолок или просто прислать неведомую силу, которая подняла бы ее и выбросила из распахнутого окна. Все, что бы ни случилось, было намного предпочтительнее того, что ожидало ее сейчас. А вдруг он действует исключительно ради того, чтобы защитить кого-то, или он видел что-то такое, чего не должен был видеть, и теперь ему угрожают. Может быть, его допрос полицейскими означает, что он просто рассматривается ими как возможный подозреваемый. Но ничто — тут она абсолютно не сомневалась — не указывало на то, что ее муж был убийцей Кейти Маркус.

История о том, как на него напали, — его обычная ложь. В этом она уверена. Последние два дня она постоянно гнала от себя эту мысль, старалась вытеснить ее из головы, как ветер разгоняет облака, закрывающие солнце. Но еще после той ночи, когда он рассказал ей свою историю, она знала, что грабители никогда не бьют одной рукой, если есть возможность бить двумя, и они никогда не обращаются к своим жертвам с избитыми словами, вроде «Кошелек или жизнь, падла. Я уйду, но одно из двух я прихвачу с собой». И их не под силу разоружить и избить таким людям, как Дэйв, который после начальной школы ни разу и не дрался.

Вот если бы такую историю, придя домой, рассказал Джимми, это выглядело бы совсем иначе. Джимми, хотя и худой, и щуплый, выглядел так, как будто убить человека для него — обычное дело. По его виду было ясно, что он знает, как надо драться и у него достаточно жизненного опыта, чтобы решить, в каких ситуациях необходимо действовать жестоко. Уже одно лишь присутствие Джимми вызывало чувство опасности и страх перед разрушительной силой, таившейся в этом человеке.

Дэйв был окружен аурой совершенно иного рода. Это была аура человека себе на уме, нечистые помыслы прокручивались в его нередко нечистой голове, его неподвижные глаза наблюдали какую-то иллюзорную жизнь, в которую никому не было доступа. Вот уже восемь лет она замужем за Дэйвом, и ей все эти годы постоянно казалось, что вдруг, в одночасье, его тайный мир наконец-то раскроется перед ней, но этого так и не случилось. Дэйв больше жил в мире, существующем в его голове, чем в том, где живут все остальные люди. Возможно, оба эти мира смешались друг с другом, а поэтому темнота, царившая в голове Дэйва, смешалась с темнотой на улицах Ист-Бакингема.