Валентина Гончаренко - Рассказы бабушки Тани о былом

Перед самой Великой Отечественной Пундыкам выделили путевку в санаторий на берегу Черного моря. Не понравилось там. Безделье томило. К тому же ни борща с чесноком и салом, ни вареников со сметаной, ни свиной колбасы домашнего копчения, ешь, что подают. А море? Что море! Даже страшно смотреть, столько бесполезной воды! Шумит сердито и вздувает волны выше гор, а дома летом земля горит, каждая капля на вес золота! По-дурному придумано. Да вечно голодные чайки орут как оглашенные. Нет, дома лучше…Летом, может, и у моря хорошо… Так то летом!

Кое-как дотерпели до конца путевки, приехали домой, и рассказывать нечего. Дочкам привезли разные безделушки из ракушек, а сыну — матросскую форму с бескозыркой, которая так и провисела в шкафу. Взрослый парень отказался носить ее. Моряком никогда не будет, и нечего выставляться…

В районе начался смотр художественной самодеятельности. Хор из членов бригады, руководимый Андреем, вышел победителем в районе и съездил в столицу республики, откуда привез награду за третье место и полный мешок впечатлений: жили в гостинице, ванна, душ, вода горячая и холодная, хоть залейся, краны сверкают никелем, кругом чистота, туалет в секции, горничные прибирают в номерах и меняют постельное белье… Ковровые дорожки даже в коридорах, бумажные салфетки в столовой…

Все впервой, все необычно и сказочно… Когда Сталин сказал: "Жить стало лучше, жить стало веселее!" — никто в этом не усомнился, вождь передал всеобщее ощущение близкого счастья, а сам Сталин поднялся в глазах народа на немыслимую высоту как организатор будущего счастья и гарант его неизбежности. Не верили в Бога, верили в Сталина. Не было ни одурманивания, ни умопомрачения, мы воочию видели, что жизнь с каждым годом становится лучше и радостней, и твердо знали, что " живем мы весело сегодня, а завтра будет веселей!" Есть Сталин, значит, всего достигнем. Когда провели электричество, радость была неописуемая, хотя первое время свет давали всего на несколько часов и то не каждый вечер. Это не имело значения, ведь "у каждого звезда под потолком", а ее мы сами сотворили и зажгли и живем так радостно благодаря Советской власти и Сталину. Под их руководством нам все по плечу, никакие испытания нам не страшны, мы непобедимы. С этим убеждением в атаку шли "За Родину, за Сталина!" Из этого убеждения выросли Брест, Ленинград, Сталинград и Великая Победа.

Обе дочери Пундыков вышли замуж. Из сохранившегося подвенечного платья Маланьи мама смастерила невестам роскошные для того времени свадебные наряды. Я училась уже в старших классах и была на обеих свадьбах. Невесты как картинки: кружевные платья, фата, тяжелые ожерелья на шее и золотые серьги в ушах. Такого блеска ни у кого тогда не было. Старшая успела родить двух мальчишек, грянула война, и обе стали солдатками. Алексей был на два года старше меня. Наша школа имела тогда только семь классов, окончив ее, он поступил в техникум, со второго курса ушел в военное училище, командиром явился на побывку к родителям, навестил нас, как родню. Мы с мамой жили тогда в пристройке при школьной мастерской, дверь небольшая, потолок низкий. Он перешагнул через порог, сильно наклонившись, и сразу сел. Иначе сбил бы лампу под потолком. Бесцеремонно его разглядывая, к нему кинулась младшая наша сестра, пятиклассница. Пальцами пощупала его гимнастерку, рассмотрела командирские часы на запястье, оттянула портупею и тронула рукой его огненные волосы. Алексей улыбался и не мешал ей. Пальчиком она разгладила его соболиные брови, ладошкой провела по молодой щеке. Алексей насмешливо спросил:

— Чем кончилась твоя инвентаризация?

Девочка выдохнула:

— Кра-сивый! Большой.

Алексей виновато улыбнулся. Дескать, что делать, таким уродился.

Я прикрикнула на сестру и освободила гостя от необходимости терпеть такую инвентаризацию.

— Таня, я пришел пригласить тебя в клуб, там концерт и танцы.

— Ну, что ты, Алешенька! — сказала мама, — Она десятый кончает и работает. Ночью уроки учит. В клубе найдешь себе пару. Такой орел!

Мама угадала точно, было в нем что-то орлиное, мужской вариант материнского взлета.

Алексей с сожалением развел руки, попрощался и ушел.

Началась война, фронт, погиб в каком-то из первых боев. Похоронка пришла весной сорок второго, долго где-то плутала по полевым почтам и военкоматам. Маланья молча приняла страшную весть. Пундык, наоборот, кричал, ругался, грозился пробиться в партизаны и убивать фашистских гадов, взрывать их поезда, а полоумного фюрера обещал иголкой разодрать на ниточки и отдать свиньям: не должна такая нечисть поганить землю. Тайно плакал, тайком отправил письмо Ковпаку, знаменитому партизанскому командиру, и жил в ожидании ответа. Через месяц его пригласили в военкомат, вернулся оттуда еще более удрученным.