Борис Хазанов - Вчерашняя вечность. Фрагменты XX столетия

«Не помню. Зачем пожаловал?»

«Дедушка, мы ведь знакомы. Я у тебя был».

«Это когда же?».

«Я ещё роман свой приносил… помнишь?»

«Чего это ты меня на „ты“ называешь?»

«Да ведь мы оба старики. Стало быть, не помните?»

«Может, помню, а может, не помню. Много вас тут было… Чего надо? Зачем пришёл?»

«Да, собственно, ни за чем».

«Ну и вали отсюда».

Разговор в этом роде продолжался некоторое время, после чего хозяин дачи сделал вид, что узнал, наконец, гостя, а может быть, и в самом деле вспомнил. Обогнув дом, пробрались с задней стороны в сени, писатель узнал деревянную лестницу, с потолочной балки свисал канат. Хозяин сбросил обувь и с непостижимой ловкостью вскарабкался наверх, ухватившись за канат, перебирая по ненадёжным ступенькам грязными ступнями с когтями вместо ногтей. Следом за ним полез приезжий.

«Прошу в кабинет».

Здесь по-прежнему стоял письменный стол и висел портрет. С этой стороны окна не были заколочены, пыльный солнечный свет прокрался в комнату. Гость окинул горестным взглядом весьма пострадавшую библиотеку.

Олег Михайлович пробормотал:

«Растащили всё, гады…»

«Кто?» — спросил писатель.

«Да мало ли кто. Я и сам кое-что продал. Жить-то надо… Вот, — сказал старец, показывая на бумаги под слоем пыли. — Работаю, пишу мемуары… А ты вроде бы тоже… писатель?»

«Вроде бы».

«Ну и как?»

«Да никак».

Гость сидел на диване, поставив между ногами свою сумку.

«Написал чего-нибудь?»

«Чего-нибудь написал».

«Новый роман?»

«Не совсем. Вернее, всё тот же».

«Автор одного произведения. Хвалю».

Громко сопя, он занялся своей бородой, гладил, схватил в кулак, спросил:

«По вагонам ходишь?»

«Откуда вы знаете?»

«Многие ходят. Кто торгует, а кто и просто побирается. До чего мы докатились. Это надо же. Какую Россию потеряли!»

«Какую?» — спросил гость.

Критик насупился.

«Великую, вот какую. Великую державу. И великую литературу… Что там у тебя?»

Писатель расстёгивал сумку.

«А-а, — сказал критик разочарованно. — Я думал, пожрать что-нибудь…»

«Может, сходить купить что-нибудь?»

«Куда?»

«Я видел магазин на станции».

«Х-ха. В этом магазине — шаром покати. Как и повсюду, впрочем. Докатились».

«Как же вы питаетесь?»

«А? Как питаюсь. Да вот так и питаюсь. Дочка обо мне заботится. Я продал мельницу чертям запечным. А денежки отдал на сохраненье…»

«Кому?» — спросил писатель.

«Дочке, кому же. Это чьи же творения, твои, что ль?»

«Я вам когда-то показывал…»

«Когда это? А, ну да. Ещё до всей этой заварушки?»

«Вы, как Фирс», — сказал писатель, продолжая литературный разговор.

«А? Кто?..»

«Фирс, у Чехова».

«Ну и что?»

«Фирс говорит: перед несчастьем. Перед каким же это несчастьем? А он отвечает: перед волей».

«Подавиться бы им всем этой волей… Как же, помню, помню. Это ты тогда ко мне приходил? Ко мне многие ходили. Нужен был, вот и ходили… Какая-то автобиография, что ли?»

«Роман».

«А, ну да. И что же, пристроил его куда-нибудь?»

«Да вот он, — терпеливо сказал писатель. — Я его с тех пор переписал… кое-что добавил»

«Это как же так получается. Это, выходит, всю жизнь потратил, писал свою книгу, а теперь никто и читать не хочет!»

«Выходит, так».

«Вот до чего дело дошло. В рот их туда-сюда. Всё просрали! Ещё Розанов писал: не осталось царства, не осталось церкви, что ж осталось-то? Ничего! А кто виноват?»

«Не знаю. Никто».

«А вот я тебе скажу. Они! Они всё и порушили. Либералы проклятые. Ведь это надо же! Была великая страна, весь мир нас уважал. Извини, — сказал старик, — я это, как бы сказать, поиздержался. Не одолжишь ли мне… заимообразно…»

«Мы сейчас быстренько организуем, — бормотал Олег Михайлович, засовывая денежную бумажку глубоко в карман штанов, наклонился и вытащил откуда-то бутылку. — Там ещё маленько осталось… — Явились и стаканы. — Только вот закусывать придётся, хе-хе, мануфактурой…»

«Ну-с, со свиданьицем!» — сказал Олег Михайлович.

Выпили какую-то гадость.

«Ты не смотри, — продолжал он, — что я выгляжу не больно шикарно. Я тебе могу оказать содействие. У меня есть связи. Есть ещё порох в пороховницах. Знаешь что. Я за тебя похлопочу в нашем союзе».

Писатель спросил, что это за союз.

«Союз русских литераторов. Неужели не слыхал?»

Писатель сказал, что он один раз в жизни состоял в союзе. Вернее, в поэтической студии. Давно дело было.

«А! ты, значит, ещё и поэт!»

Гость покачал головой.